Иная судьба. Книга II

И тогда почтенный и уважаемый купец, Суммир ибн Халлах, глава Торговой Морской Компании Стамбула, друг детства самого султана, до сих пор вхожий в его дворец как один из самых желанных гостей — низко-низко поклонился вслед скрывшемуся из глаз лазоревому платью и золотым локонам, вокруг которых, казалось, так и лилось ангельское сияние.

А немного позже странный русобородый человек, который до этого всё время держался по правую руку властителя — не иначе, как визирь — возник отчего-то прямо перед ними и предложил помощь. Это было весьма кстати, ибо от нежданной радости на купца нашло лёгкое умопомрачение, и он никак не мог сообразить, что им с дочерью сейчас делать, куда податься? Надо бы увести её в ближайшую гостиницу, потому что нынешний дом Фатимы — не менее чем в трёх-четырёх фарсахах, а сейчас глубокая ночь. Но на чём ехать, и можно ли здесь нанять хотя бы телегу?

— Позвольте довезти вас до посольства, — учтиво сказал синеглазый визирь. — Его светлость герцог предоставил в ваше распоряжение карету.

Всё разом стало на свои места. Мир, ранее осыпавшийся на тысячу осколков, вдруг вернулся в свои границы, бытие обрело смысл, а существование — цель: увести дочь из этого страшного… нет, благословенного места, где вместо известия о мучительной казни она обрела свободу и уважение — а как ещё расценивать драгоценный изумруд с руки властителя, перекочевавший на палец его дочери? Но хоть место и благословенно — покинуть его хотелось немедленно.

И столь велика была благодарность отца и дочери, что за не слишком долгий путь к посольству османской империи они успели выложить чрезвычайно внимательному визирю со странным званием «Ка-пи-тан» историю их обоих. Никогда ещё не доводилось почтенному старцу встречать слушателя столь внимательного и учтивого. Визирь сочувствующе кивал, иногда уточнял и переспрашивал, но делал это столь ненавязчиво, что Суммир и сам не заметил, как выложил всю подноготную о себе. И вдруг поймал себя на мысли: ах, как бы поинтересоваться, да чтоб не слишком назойливо: женат ли этот вельможа? А если нет… И насколько состоятелен? Даже если и небогат — теперь у его дочери благодаря вдовству, хоть и нежеланному, да ещё и щедрости герцога, приданое куда большее, нежели при первом замужестве, хоть и тогда отец не поскупился. Но, впрочем, несмотря на неброский наряд ка-пи-та-на, почтенный купец по достоинству оценил и шпагу работы толедских мастеров, саму по себе целое состояние, не говоря уж о дополнении в виде россыпи драгоценных камней на эфесе; и пряжку с огранённым изумрудом в простой оправе, придерживающую перо на тулье, а главное — мудрый сын Востока чувствовал Силу, исходящую от собеседника. Силу, Власть, Мощь. Будто сам всемогущий властитель, а не просто его доверенное лицо, сидел перед ними. О-о, старик Суммир тонко разбирался в этих нюансах души человеческой, ибо нагляделся при дворе своего державно друга на многое и многих…

Стремительно разрастающемуся плану относительно устройства дальнейшей судьбы дочурки помешало прибытие к посольству. К глубочайшему сожалению отца и дочери, визирь их покинул. Впрочем, как оказалось, ненадолго: он переговорил со стражей, вызвал начальника, и волею герцога д'Эстре велел пропустить карету с двумя подданными Османской империи непосредственно к жилому крылу. Сердце пожилого купца в который раз растаяло, как кусок масла под жарким полуденным солнцем: ах, какой наимудреший, какой восхитительнейший молодой человек, как тонко знает наши обычаи! Не допустил, чтобы на женщину, пусть и закутанную до самых бровей в плащ, глазели посторонние. А ведь даже в чужой стране нужно блюсти обычаи Великой Османии, особенно здесь, на её крошечном островке…

— Будет ли ме позволено встретиться с вами снова, по одному деликатному вопросу, уважаемый господин Модильяни? — осведомился почтеннейший напоследок. И, получив утвердительный ответ, окончательно укрепился в своём решении — разузнать как можно подробнее об этом достойнейшем и благородном муже.

А встретиться, конечно, надо было. Хотя бы для того, чтобы уточнить, каким образом отблагодарить светлейшего герцога за оказанное благодеяние. Достаточно ли осведомлен Омар Юсуф ибн Шайриф о нраве и привычках властителя? Что тому понравится — а что разгневает? Люди, конечно, везде одинаковы и любят получать благодарность, но как знать — не истолкует ли его дары превратно тот, кто, как утверждают, гордится своей беспристрастностью?