Иная судьба. Книга III

«Елизавета!» — орали в толпе. «Дайте нам Елизавету! Нашу Бесс! Довольно крови!»

И страшней меча в возможном отдалённом грядущем, был глас бунтующего против воли покойного короля народа. Тех горожан, оборванцев и честных тружеников, молотобойцев и портных, ремесленников и чернорабочих, портовых грузчиков и пивоваров, привыкших на всякий случай таскать в кармане кастет, а за пазухой или в тайном чехле за голенищем прятать нечто острое, запрещённое законом. В любой момент эти молодчики могли начать выворачивать булыжники из мостовой, и не надо быть пророком, чтобы понять, в окна чьих карет они полетят. Да и сколько проедут эти кареты…

Вот что страшило. Не туманное будущее, хоть и оно не радовало, а грозное настоящее.

Невнятный ропот и перешёптывание перекрылись пронзительным голосом будущей королевы Марии:

— Чего вы ждёте, милорды? Начинайте.

Шум стих.

Глава Палаты, лорд Сомерсет, умудрившись поклониться и с определённой долей уважения, и сохраняя при этом достоинство, принял от лорда Гаральда, лидера, шкатулку с подготовленными документами. Духовные лица нацепили на физиономии приличествующие случаю торжественно-скептические выражения. Мария Тюдор сидела, вытянувши спину в струнку, казалось, едва не выпрыгивая от напряжения из тугого жёсткого корсета. Глаза её горели в предвкушение сладостного мига.

Лорд Сомерсет набрал в грудь побольше воздуху, дабы огласить текст свидетельства о рождении. Под сводами Капитула воцарилась мёртвая тишина.

В полном молчании лорды и пэры прослушали то, что им и без того было известно.

Архиепископы Кентерберийский и Лондонский засвидетельствовали, что присутствовали при рождении у законной монаршей четы здорового крепкого младенца женского пола, которому в их же присутствии поставили на затылочную часть, чуть ниже линии волос, в месте, обычно скрываемом воротником, особую метку — знак принадлежности к королевскому роду. Оная метка ставилась также в присутствии свидетелей, подделать её было невозможно, и дальнейшая подмена младенца, либо случай самозванства, представлялись невозможными.

Близился миг, когда на Бриттанию опустится удушливый купол новой Инквизиции. Ибо о своих намерениях и планах на будущее Мария открыто заявляла, будучи ещё наследной принцессой.

Лорд Сомерсет, подавив тяжкий вздох, взялся за ларец с Королевскими Печатями. Одобренная Палатой Лордов, королева Мария встала, наконец, не скрывая улыбки, торжествующей и злорадной.

Но тишина вдруг взорвалась хрустальным звоном.

Огромное бесценное окно с драгоценными витражами сцен Апокалипсиса лопнуло, как мыльный пузырь, и усеяло цветными осколками непокрытые головы, плечи, мантии, сутаны лордов, пэров, дворян и лиц духовного звания, замерших с открытыми ртами от этакого святотатства. Опомниться им не дала голова ящера, словно высеченная из розового гранита, протиснувшаяся в освободившийся оконный проём.

С шеи дракона легко спрыгнула женская фигура, увенчанная рыжей гривой волос, так знакомой присутствующим.

— Приветствую, мои лорды, — звонко выкрикнула принцесса Елизавета. — Освободите центр, нижайше прошу вас, поскольку драконов со мной двое, и им надо где-то разместиться.

Лорд Сомерсет, замерший было со всеми остальными, опомнился и завопил:

— В стороны, милорды и святые отцы, в стороны! К стенам!

— Миледи, прошу вас, прикажите этим уважаемым… этим… пощадить остальные окна! — схватился за сердце архиепископ Лондонский. — Это же наша святыня!

— Кто пустил сюда эту незаконнорожденную?

Последний голос принадлежал Марии, уж безусловно, не могущей оставаться в стороне. Власть, которую она успела почувствовать реально, как подол собственного платья, который можно было придавить каблуком в любой момент — затрещала по швам и грозилась вот-вот расползтись, выставив её на всеобщее осмеяние. В ярости женщина сорвала с шеи защитный амулет и нажала в центр рубиновой броши, стремясь уничтожить соперницу — но стены аббатства обладали своей, духовной мощью, и магические предметы в них теряли силу.

Елизавета, двадцатипятилетняя дочь Вильяма второго, покачала головой.

— Мне жаль, ваши высокопреосвященства, но Апокалипсис пропал безвозвратно. Впрочем, вы не находите, что это символично?

Отступила в сторону от окна и кивнула дракону. Тот, сперва отпрянув, подался вперёд — и единым точным движением, умудрившись обвиться крыльями, как плащом, скользнул в зал.

Помещение было так велико, что в нём хватило места всем — и представителям Палаты, отступившим за резные каменные колонны, поддерживающие свод, и громадному, древнему, как мир, существу. Впрочем, древним был сам драконий род, а вот нынешний его представитель излучал силу и мощь, и отнюдь не выглядел жалкой развалиной. Шипастый хвост, чуть вильнув в сторону, оттеснил недостаточно резвых, и чётко обозначил границу полукруга.

Замкнул окружность, в центру которой уже стояла принцесса, второй дракон. Белый.

Украдкой покосившись на зияющий в стене оконный проём, епископы, не сговариваясь, перевели взгляд на картину, достойную, пожалуй, кисти великого Дюрера.