Лорда Сомерсета трудно было выбить из колеи. На заседаниях Палаты случалось всякое, вплоть до арестов некоторых лордов и членов парламента, неугодных королю. Поэтому — лорд продолжал выполнять свои обязанности чётко и с достоинством, в то же время, не упуская из виду мельчайших деталей происходящего. Отметил он и довольный прищур янтарных глаз чёрного дракона, и напряжение голубоглазого белого, хвост которого, нервно дёрнувшись, разрушил-таки границу круга, дотянувшись до возвышения и обвив ножки кресла. Вместе с прижатыми к нему ногами несостоявшейся королевы Бриттании.
И Сомерсет мог поклясться, что в голубых глазищах дракона таились не только угроза и ярость, но что-то… личное?
Отворачивающаяся изо всех сил Мария вздрогнула, завертела головой… будто услышала что-то, доступное ей одной. Впилась взглядом в Белого — и вдруг, некрасиво разинув рот, завизжала, как простая базарная торговка, прижимая к груди судорожно сжатые кулачки.
К ней бросились две дамы из свиты, единственные женщины, которым, кроме принцессы, дозволено было прибыть на заседание. Но, несмотря на то, что хвост, как-то брезгливо дёрнувшийся, сполз и больше не обжимал её ноги, Мария не могла успокоиться, пока кто-то из сердобольных лордов не прыснул ей в лицо вином из фляжки — что поделать, воды не нашлось. Ей стирали красные брызги с жалко перекошенного лица, а она тихо поскуливала, всё стараясь забиться в угол своего кресла, как в собачью конуру, окончательно растеряв былое величие и гордыню.
— …Не могу сказать, что мне жаль, дорогая кузина, — холодно обронила Елизавета, теперь уже — почти королева. — Но пора расставить точки над i. Я здесь, чтобы принять полагающееся мне по праву. Читайте же, мои лорды, и вы, святые отцы, читайте!
…Через четверть часа Палата Лордов огласилась дружным приветствием:
— Да здравствует королева Елизавета!
Этот ликующий крик был подхвачен толпой у стен аббатства, и понёсся дальше, дальше, по улочкам Лондона, а от него — по всей многострадальной стране, измученной казнями, заговорами, религиозными бучами и кострами. Кончилось царство крови. Боже, храни рыжую королеву Бесс и её жениха Роберта Дадли!
А что Мария, Мария? В Тауэре? — шептались в народе. О нет, разве вы не знаете? Там сейчас почти никого нет. Дней десять назад его порядком порушил драконище, один из тех, Елизаветинских, чёрный… Власти же ничего толком не объясняли, пустили слух, что от молнии взорвался арсенал с порохом, а на самом-то деле… А Марию пока в монастырь, из уважения к королевской крови. Бесс-то сама в тюрьмах насиделась, и из милости своей не желает того же кузине. А надо бы… Ах, Марию отправляют не послушницей, а на вечный постриг? Другое дело. Пусть грехи замаливает до скончания века. Их у неё много.
…Приняв королевские печати, Её Величество Елизавета распорядилась:
— Лорд канцлер, готовьте приказ о моей коронации. Здесь же. Немедленно.
Лорд Сессил, первый подчинённый новой королевы, склонился в глубочайшем поклоне.
— Извольте назначить дату, Ваше величество
— Вы плохо слышали? Я же сказала: здесь, немедленно. — Словно не замечая вытянувшихся лиц, продолжала: — А в чём загвоздка? Что нам, собственно, требуется? Священные сосуды с помазанием? Корона? Так они хранятся здесь же, насколько я знаю. Присутствие его преосвященства Кентерберийского, представителей Палаты лордов и народа, меня самой, наконец? Мы все здесь, в полном составе. Не будем терять время.
Оба дракона покосились на неё с явным одобрением.
Лорд Сессил отступил, пряча усмешку и разыскивая глазами секретаря.
Первый шаг новой королевы был весьма предусмотрителен. Матильда Бриттанская, в свою бытность, слишком долго обдумывая детали предстоящей церемонии, свою корону профукала: принц Стефан, её кузен, короновал себя самолично и вышиб из-под неё трон, на который она только намеревалась приземлиться. Похоже, новая королева хорошо знает историю. Но главное — делает правильные выводы.
Может, и впрямь, продержится дольше Матильды? Хотя бы года два-три. Стране сейчас так нужна стабильность…
— Торжества по поводу коронации устроим не ранее, чем попрощаемся с моим отцом, мир праху его. — Бесс перекрестилась. — Негоже праздновать, когда тело родителя ещё не погребено. Сессил, и вы, господа, я жду. Приступайте. Вы уже готовились к коронованию моей кузины, так что детали протокола помните хорошо.