В нескольких шагах от неё на земле корчились и загребали ногами в тщетных попытках встать двое громил, с виду вроде бы добропорядочных горожан, вот только за поясом у них торчали маленькие арбалеты. Морды у громил перекашивались от боли, на губах кипели кровавые пузыри. А руки… руки обуглились, и до сих пор, дёргаясь, тлели, как поленья, голубыми огоньками, вот что больше всего потрясло в тот момент Доротею. Не может человек гореть, как бревно, как дерево…
— Су-у…ка… — вырвалось из пасти одного. — Ве-едь…ма… Держи… её…
И тут она опомнилась.
«Держи её»!
Стремительно обернулась на пятках. Нет, сзади никого. Только ярко-голубая кромка того самого тоннеля, через который она сюда попала, утапливалась в стену здания и быстро таяла. А левее… была распахнута двустворчатая дверь, из которой уже доносились встревоженные голоса, топот ног и бряцанье железа.
«Держи её!»
Это за ней. Сейчас схватят…
Она заметалась по двору-колодцу.
Один из похитителей пытался подставить ей подножку, но Дори перепрыгнула через его обожжённый сапог — о, она стала вдруг такой ловкой! — и ринулась ещё к одной двери, в противоположной стене, моля всех богов, и христианского, и языческих, чтобы та оказалась открытой. Чтобы успеть закрыть её за собой раньше, чем прибегут те, кто бряцает оружием. Чтобы никто не встретился и не схватил по дороге. Чтобы…
Пол ухнул вниз. Здесь были ступеньки, и не ухватись она уже в падении за перила, инстинктивно путаясь удержаться — страшно представить, что с ней сталось бы. Но она вцепилась в деревянную планку мёртвой хваткой, до сведённых пальцев, ободранных на костяшках шершавой поверхностью стены. Подтянулась, морщась от боли в предплечьях — попробуй, прими без подготовки вес собственного тела! И, сперва на ощупь определяя край ступеней, а затем, окружённая невесть откуда взявшимся голубоватым светом, поспешила вниз, в темноту и пустоту, лишь бы подальше. Тут, в проходе, она была, как на ладони. Надо бы найти убежище, нишу, какое-то помещение, чтобы спрятаться… Каземат это или тюрьма, или замок, но подвальные помещения под такими зданиями обширны, и, как правило, не пустуют.
Либо те, чьё приближение она слышала во дворе, бежали всё же не за ней, либо… Они занялись похитителями? Но те наверняка указали, куда она, Доротея, сбежала. Отчего же до сих пор нет погони? Неизвестно, по какой причине, но дверь, через которую она проникла в подземный ход-коридор, больше не открывалась. Её не преследовали.
Или убийцы скончались на месте, не успев навести на её след? Бывает, что от боли просто останавливается сердце…
Оказывается, здесь светились сами стены — таинственным зеленовато-голубоватым сиянием, похожим на то, которым светятся в лесу гнилушки. Только для этого места их пришлось бы собирать слишком много. Работала какая-то магия.
Лестница вскоре закончилась площадкой, упирающейся в высокие двери, обитые чеканной бронзой. Поскольку выбора не было — не назад же поворачивать! — она толкнула тяжёлые створки, и те нехотя подались.
…Картина, представшая перед Доротеей, очень ей не понравилась. Как и то, что дверь за её спиной закрылась сама. Впрочем, при попытке выйти — пропустила беспрепятственно: мол, пожалуйста, там как раз тебя ждут… Продолжать путь в неведомое казалось страшным, возвращаться — глупым. Людей не похищают, чтобы предложить им чашку чая и бисквитное пирожное.
Она обернулась — и вновь окинула взглядом просторный круглый грот со слабо светящимся потолком-куполом. Четыре тёмных тоннеля уводили в никуда. В промежутках между ними извивались по стенам громадные ящеры и змеи, вырезанные в барельефах столь реалистично, что, казалось, каждый ядовитый клык, каждая позолоченная чешуйка сверкали собственной полировкой и жизнью. Свивались в кольца мощные хвосты. Щерились пасти. Гипнотизировали неподвижные золотые глаза с вертикальными обсидиановыми зрачками. А ровно по центру простенков между каждым ходом высились постаменты, над которыми застыли в неподвижности цепи. Будто здесь кого-то приковывали…
Приносили в жертву?
Это капище? Ритуальный зал?
Куда она попала? К кому?
Но поскольку прямо здесь и сейчас никто не совершал гнусных богопротивных действий, да и присутствия кого-то живого не ощущалось — Доротея рискнула заглянуть в боковой ход слева от себя. Куда-то ведь надо идти, в конце концов… По крайней мере, становилось понятным, почему её не преследовали. Ритуальный зал мог быть запретным для простых смертных.
Тоннель не освещался, но не успела Доротея пройти и двух шагов, как что-то засияло у неё на пальце. Кольцо! Фамильное кольцо Макса озаряло ей путь мягким, почти солнечным светом, ничуть не похожим на мерцание гнилушек. Его живое тепло заставило сердце забиться чаще.
Максимилиан заботится о ней даже здесь. Он найдёт её непременно.