Инфернальный феминизм

В другом стихотворении — «Наставление» (из сборника «Идя по стопам», 1908) — Вивьен пишет о ведьмах. Она характеризует их как ночных созданий, нелюбимых чужачек с «тихими и темными душами». И утверждает, что они «имеют право быть», добавляя:

Пусть в незлобивом сердце — доброта одна,
Быть не такой, как все, — вот тяжкая вина!
На их челе — клеймо чужачек окаянных

 [1689].

Вполне вероятно, что здесь ведьма выступает метафорой лесбиянки, и эта символика становится еще более прозрачной в следующих строках — о том, что им нельзя любить открыто: «День беспощаден к ним, и от него таят / И грусть своей любви, и ненависти яд»[1690]. Понятие о ведьме как о благородной мятежнице хорошо согласуется с образами, имевшими широкое хождение среди просвещенных французов того времени, как читатель, вероятно, помнит из главы 5. В англоязычных текстах — например, в «Арадии» Лиланда и «Женщине, церкви и государстве» Гейдж — ведьма тоже изображалась праведной сатанической революционеркой, часто с более или менее ярко выраженными феминистскими взглядами. Превращение же ведьмы в гонимую мученицу лесбийской любви (а именно это, на наш взгляд, и подразумевается в стихотворении Вивьен) — еще более оригинальная трактовка. Впрочем, нельзя сказать, что ведьмы-лесбиянки были совсем уж неслыханным явлением[1691]. В начале этой главы мы уже познакомились с персонажами вроде демонической лесбиянки Гамиани из одноименной повести 1833 года Альфреда де Мюссе — героини, которую постоянно связывают с колдовством, — и, конечно же, со сборищем гомосексуальных ведьм, которые притащили на шабаш корзину с отрезанными детскими пенисами в «Мефистофеле» Мендеса.

Несколько раз появляется в стихах Вивьен и ее тезка — известная мифическая волшебница. Вивиана (ее имя пишется иногда как Viviane, а иногда — как Vivienne) — одно из нескольких имен морально небезупречной Владычицы Озера из легенд артуровского цикла. Как уже упоминалось, вполне возможно, именно о ней думала поэтесса, когда выбирала себе литературный псевдоним. В стихотворении «Такая, как Вивиана» (из «Венеры слепых») с Вивианой сравнивается неверная, но неотразимо привлекательная возлюбленная[1692]. Есть еще три стихотворения — в трех разных сборниках, — где встречается этот персонаж, и все три называются просто «Вивиана». В стихотворении из «Заклинаний» (1903) внимание приковано к моменту соблазнения Мерлина, как и в стихотворении из сборника «От зеленого к фиолетовому» (тоже 1903), только еще с одним нюансом: отняв у Мерлина мудрость, она взамен дала ему кое-что более ценное — «небытие мысли»[1693]. Подробнее всего тема рассмотрена в стихотворении из цикла «В час сжатых рук» — мрачном и чувственном описании волшебницы артуровского круга, где она предстает настоящей роковой женщиной:

В потемках женских чар мгновенно крепнет власть,
И ночью лунною легко от них пропасть.

И пастухов не раз смущало наважденье —

Вдоль рук ее нагих — зеленых змей скольженье.

В полночный час звезда красу ее венчает,

То доброту она, то злобу источает [1694].

В последней строке из процитированного отрывка отразился типичный для поэтессы портрет ведьм, лесбиянок и демонов — как существ морально неоднозначных, зыбких. В этом смысле ее описания — не всегда простое переворачивание терминов и понятий (превращение зла в добро). Скорее, это намек на то, что все устроено сложнее и тоньше и не стоит принимать как данность культурные категории и мифы, или — что нужно принимать не только светлые стороны мира, но и темные тоже. А еще здесь можно усмотреть «очеловечивание» роковой женщины — и мысль, что она, как и большинство из нас, не слишком хороша, но и не запредельно дурна. Конечно, в такой деконструкции заключен определенный парадокс: ведь «хорошая» роковая женщина — это уже не роковая женщина по определению.

Книга, которая «открыла неведанные сады»: Вивьен читает «Мефистофелу»