Инфернальный феминизм

Маклейн наслаждается едой как чем-то сугубо земным и сиюминутным. Для нее еда — остро-чувственное удовольствие, и ее восхваление тесно переплетено с прославлением сексуальности и тела, — а все это вместе, в свой черед, тесно связано в сознании Маклейн с добрым дьяволом. Эгоистическое смакование еды (вместо того, чтобы с сознанием долга готовить на семью) и отношение к ней как к источнику чувственного удовольствия (вместо того, чтобы обуздывать аппетит или морить себя голодом), сексуальность (которая, как полагалось думать женщинам той эпохи, остается прерогативой мужчин, а женщинам позволяется лишь пассивно подчиняться им в супружеской постели), а также повышенный интерес к телу (о котором женщинам не рекомендовалось думать слишком много) — все это делало Маклейн отъявленной нарушительницей правил. Она прекрасно это сознавала, и ее выбор Сатаны в качестве союзника — которого она к тому же объявляла творцом материального мира, таящего в себе столько радостей для вкусовых и тактильных рецепторов, — это своего рода способ дать отпор общепринятым взглядам на плотские удовольствия как на нечто неподобающее для женщин. Маклейн, выбрав символом гастрономических наслаждений бифштекс портерхаус, скорее всего, решила таким образом обрушиться на особенный, типично женский аскетизм — отказ от мяса, за которым скрывалась обширная подоплека. Как писала Элейн Шоуолтер, в викторианской литературе показано, что, «пытаясь стать бесплотными викторианскими ангелами, лишенными земного аппетита, анорексички отказывались в первую очередь от мяса». Именно оно — «традиционная пища воинов и агрессоров» — считалось в ту пору еще и «топливом для гнева и похоти», и потому «мясоедение ассоциировалось с преждевременным половым созреванием… и даже с нимфоманией». В поздневикторианскую эпоху некоторые феминистки, враждебно смотревшие на сексуальность, часто проводили в своих книгах связь между феминизмом, целомудрием и вегетарианством как близкими по содержанию ценностями[2024]. Вероятно, с этими идеями имеет смысл соотносить проповедуемые Маклейн чувственные радости мясоедства: тогда становится понятно, что речь идет о бунте против патриархального идеала «домашнего ангела» и против того феминизма, что смотрел на сексуальность как на зло.

Неудивительно, что в книге, главная тема которой — мечта о союзе с Сатаной, явным образом присутствует и отвержение христианства как такового. Маклейн пишет, что Богу безразлично человечество и что христианская религия «пропитана ненавистью». Она обрушивается на «слишком яркий Свет» христианства с безжалостной критикой: «Молитесь же мне, молитесь, требует оно, а потом — убирайтесь вон. Эта вера — просто трезвон пустых обещаний. Смиритесь же, молитесь мне и благодарите меня. А мне на вас наплевать. Я могу жить по заветам Христа — он смотрит безучастно. Могу не жить — он смотрит безучастно. Если я попаду в беду — он смотрит безучастно»[2025]. Сатана же, которого изображает Маклейн, иногда кажется внимательным и добрым — словом, полной противоположностью вечно отсутствующему христианскому Богу. Он может воскликнуть: «Бедняжка Мэри Маклейн!», у него «нежные, серебристо-серые глаза» и взгляд — «обворожительно-ласковый» и «нежно-сострадательный»[2026]. Он понимает ее, потому что она заявляет ему: «В твоем разуме — мудрость сфер»[2027].

«Без остатка, безумно влюблена в дьявола»: мотив демонического любовника