Инодин - В тени сгоревшего кипариса

Начальник управления забрасывает шляпу на вешалку, небрежно вешает плащ, кивает заждавшемуся новостей советнику и быстрым шагом направляется на рабочее место.

— Значит, наследник престола решил удрать из Белграда. Неплохо там взялись за заговорщиков.

— Даже не знаю, что вам сказать, коллега. То, что он говорит, подтверждается всеми доступными источниками, тем более, участники неудавшегося заговора бегут к нам с семьями, а некоторые, как вы сами могли наблюдать, даже на боевых самолётах.

Потерять львиную долю боевой авиации, чтобы протолкнуть дезинформацию не самого высокого разбора — непомерная цена. Но слушаю принца, и не могу избавиться от ощущения — играет Высочество. Нет в нём настоящей обиды на дядю, и страха настоящего нет.

Дверь открывается, секретарь вносит поднос с кофейником и парой бутербродов — вздремнуть шеф успел в машине, вот покушать у него возможности не было.

Дождавшись, когда начальник прожуёт первый кусок, советник продолжает:

— Британское посольство блокировано, весь персонал объявлен персонами нон грата. В столице на улицах патрули хорватов и белогвардейцев, в армейском руководстве несколько человек арестовано, но большая часть заговорщиков успела выбраться из страны. Вы не допускаете, товарищ начальник, что спектакль, если он имеет место в действительности, разыгран не для нас?

— Или не только для нас, господин советник. Допускаю, конечно.

Начальник отодвигает поднос с опустевшей посудой на край стола, хватает из стакана карандаш и начинает вертеть его в пальцах. Замечает ироничный взгляд советника и аккуратно кладёт инструмент на стол.

— С карандашом вам ещё нужно тренироваться, коллега.

Оба улыбаются.

— Так вот, попытаемся посмотреть на ситуацию со стороны регента — начальник управления вновь берёт карандаш и начинает рисовать на листе бумаги магические квадраты, стрелки и прямоугольники, — он немолодой, очень здравомыслящий правитель, и, что важно, искренне заботится о своей стране. Понимает, что сил для противостояния Гитлеру у него нет. Но и сражаться на стороне Оси не желает. Сохранить нейтралитет в сложившейся ситуации ему не дадут, не Швейцария. Вермахт с тридцать девятого года марширует по нейтралам, как хочет, не обращая внимания на их возмущённый писк. Либо Югославия пропустит Гитлера туда, куда ему хочется, по доброй воле, либо фюрер сделает это без спроса, что означает конец Югославии. Поэтому договор с Гитлером подписан. А чтобы избежать необходимости воевать на стороне Оси, нужно развалить армию — что мы и наблюдаем в данный момент: авиация улетела, большая часть офицеров в бегах. Остался только флот — странно, что среди моряков у англичан оказалось так мало влияния.

Советник подходит к карте Балканского полуострова, водит пальцем по венам дорог, что-то прикидывает.

— Согласен, товарищ начальник, эта версия имеет право на существование. Очень правдоподобно.

Глава 8. Нокдаун

Когда современная машина, повинуясь малейшему движению рулей, рассекает воздух, когда могучий двигатель легко, словно играя, передаёт винту мощь взрывающегося в его цилиндрах топлива, — это счастье. Какой пилот откажется оторвать от земли новейший истребитель или могучий бомбардировщик? Увы, их хватает не всем. Тебе приходится выглядывать из-за поцарапанного плексигласового козырька древнего биплана, слушать на виражах скрип фанеры, стон деревянных лонжеронов и гордиться, обгоняя гусиную стаю. Единственной защитой от истребителей врага является способность лететь, лавируя между скал и отдельно стоящих деревьев. Зато после взлёта и перед посадкой не нужно возиться с выпуском и уборкой шасси.

Над левым нагрудным карманом твоего френча раскинулись золотые крылья военного лётчика, но на самом деле ты почтальон, иногда извозчик, форма — она скорее для того, чтобы обманывать противника.

Несмотря на врождённую астму, отягощённую запущенной дистрофией, мотор твоей аврошки[10] отличается изрядным аппетитом, а ёмкость баков не так уж и велика. Ты привык экономить топливо, подлетая к хребтам, привычно убираешь газ и планируешь, радуясь тому, что восходящие потоки воздуха поддерживают крылья твоего допотопного аэроплана. Стрелка альтиметра ползёт, отсчитывая потерянные метры высоты, но вы оба знаете — над гребнем хребта удастся проскочить метрах в пятидесяти. Потом машина просядет, мотор заурчит, подстёгнутый увеличенной порцией бензина. Всё, как всегда, как много раз до того. Несутся навстречу знакомые серые камни. Здесь не бывает людей, слишком плохие склоны — крутые и ненадёжные, даже козопасы не гоняют сюда своих косматых подопечных. Если и мелькнут внизу изогнутые рога — это дикий козёл, единственный хозяин здешних мест.

Летишь навстречу солнцу, тень стелется сзади, подпрыгивая на скалах, потом резво начинает приближаться — тёмной помогает подъём хребта. На седловине ей почти удаётся допрыгнуть до самолёта, но сил не хватает, и она вновь падает вниз, мазнув по кепкам людей, что, опираясь на альпенштоки, цепочками взбираются по ненадёжному склону.