Инодин - В тени сгоревшего кипариса

— Тогда свяжитесь со штабом, и попросите не минировать пути отхода полностью — пусть оставят для нас тропинку.

***

Двойная цепочка солдат поднимается по горной тропе. Их немного — чуть больше четырёх десятков человек, оставшихся от прикрывавшего отступление батальона. Люди устали, голодны, хотят пить, покрыты пылью настолько, что не сразу разберёшь, где заканчивается ткань гимнастёрки и начинается кожа — цвет у них одинаковый. Возможность отдохнуть всё ближе — сложенная из дикого камня стена маленького монастыря приближается с каждым шагом.

Добравшись, солдаты обессиленно опускаются на землю — только оружие бережно укладывают на колени. Командир дёргает за верёвку висящего у калитки колокола.

Калитка распахивается сразу — наверняка солдат давно заметили со звонницы.

Шагнуть в проём командиру не даёт выставленная ему на встречу икона.

— Как можешь ты, залитый кровью, ступить на землю храма господнего? — голос немолодого монаха строг, служитель Господа уличает верующего в попытке святотатства и не знает снисхождения.

Офицер крестится и устало просит:

— Святой отец, позвольте людям напиться и набрать воды. Может быть, вы сможете предоставить нам немного пищи?

— Господь поставил меня охранять покой этой обители, и я не допущу в неё нарушивших главную заповедь!

Монаху страшно — вдруг сейчас этот человек с пыльным взглядом достанет из кобуры револьвер и одним движением пальца уберёт вставшую на пути преграду?

Офицер косится на икону, на крест над куполом монастырской церкви и сдерживается.

— Бог вам судья, святой отец.

Он поворачивается, собираясь уходить.

— В двух часах ходьбы к югу будет село, вам нетрудно будет до него добраться.

Монастырская калитка захлопывается. Из-за стены доносится блеяние козы.

Греческие солдаты поднимаются, поправляют поклажу и снова вытягиваются в колонну, механически переставляя привычные к ходьбе ноги.

Один из сидящих на монастырской колокольне мужчин опускает на пол приклад своего пулемёта.

— Вы были правы, Отто, старикан оказался довольно полезным животным.

Над полом появляется голова взобравшегося по лестнице радиста:

— Унтер-штурмфюрер, через час здесь будут передовые части семьдесят шестой дивизии.

Старший эсэсовец кивает пулемётчику:

— Мы всё успеем сделать, Вилли. А ты волновался.

— Господин офицер, вы обещали! — настоятель бросается к эсэсовцу, наблюдающему, как его подчинённые обдирают с икон серебряные оклады.

— Не помню, — ухмыляется ему в лицо белокурая бестия.

Монах протягивает руки к его груди. Что он пытался сделать, остаётся неизвестным — выстрел из пистолета осаживает его на мозаичный пол.

— Вилли, на этом святоше ещё пара килограммов ценных металлов, займись.

Со двора доносятся звуки выстрелов, стоны людей и визг животных — бойцы СС добивают братию и готовятся к небольшой пирушке — их задача выполнена, в удачно расположенном монастыре никто не окажет сопротивления наступающим частям вермахта.

***

Освободившиеся после захвата Мальты итальянские ВВС, доукомплектованные и поднатасканные немецкими инструкторами, оказавшись на албанских аэродромах, сломали установившееся равновесие. Захватив господство в воздухе, они дали немцам шанс, который не упустили опытные генералы. Вермахт в нескольких местах прорвал греческую оборону, и колонны наступающих дивизий двинулись на юг. Почти треть эпирской армии греков оказалась отрезана от основных сил. Добивать их поручили итальянцам. Оставшиеся греческие части отходят с боями, взрывают мосты и минируют дороги. Бои уже идут на территории Греции.

«Учитывая возможность глубокого прорыва механизированных сил противника и возникающую при этом угрозу окружения», командование британского экспедиционного корпуса отдало приказ об отходе на линию «Леонид». Греки прикрывают отход союзников, но главная задача — дать время для отступления дивизиям из Македонии, если враг перережет им пути отхода, республика потеряет почти половину своей и без того небольшой армии.

***

Главное — не шуметь. Четыре опоры диковинного агрегата, больше похожего на жестяную трубу, чем на оружие, удачно становятся в ямки между камнями[18]. Невестки и внуки осторожно выкладывают на площадку пузатые короткие бутылки из толстого стекла, на две трети наполненные бурой жидкостью. Коробку с вышибными патронами патриарх семейства пристраивает так, чтобы выхватывать их, не оборачиваясь. Ветеран знает, что времени у него будет не много.

— Всё, уходите!

— Может, передумаешь? — в голосе жены слышна не надежда — её тень.

— Я довольно пожил на свете, — сварливо отвечает супруг. — Уходи, они не должны здесь найти никого кроме меня.

Она подчиняется — как подчинялась ему те четыре десятка лет, что прожиты вместе. Очень хочется плакать, но женщина сдерживается. Отходит к повороту тропы и, обернувшись, крестит темноту в том месте, где остался супруг. Потом идёт дальше, концом платка вытирая бегущие по щекам слёзы. Младшая невестка берёт её за руку, показывая дорогу среди обломков скал.