Иностранная литература: тайны и демоны

Но одного создания этого образа в общем конструировании американской морали было бы недостаточно, чтобы говорить о Марке Твене как об основателе американской литературы. Марк Твен создал американский пейзаж. Америка в его текстах предстает как необычайно просторная, свободная, огромная страна, в которой постоянно происходят могучие стихийные бедствия. «Наводнение на Миссисипи – если не считать пожара – самое разрушительное и ужасное бедствие», – пишет Марк Твен в «Жизни на Миссисипи». В «Приключениях Гекльберри Финна» Гек с Джимом уютно пересиживают наводнение в пещере, а река дней десять или двенадцать все поднимается и поднимается, выходит из берегов, так что почти весь их островок затопило. Это страна огромных рек, невероятных, необъятных, неосвоенных степей, страна лесов, в которых можно потеряться, пещер, где можно заблудиться, – огромное, прекрасное, дикое пространство, в котором сама природа вступает в тайный сговор с человеком. Когда Геку нужно спрятаться, он прячется в пещере или в лесу – человеческий мир жесток, а мир природы спасителен. И старуха Миссисипи – это гигантский путь к свободе. Все эти пароходы, которые ночью проплывают с огнями, все эти туманные пустынные берега – все это создает одновременно страшный и поэтичный мир, в который хочется попасть. Америка стала страной, в которой хочется жить. И это ночное путешествие к свободе, ночное бегство по Миссисипи становится, наверное, самой убедительной, самой красивой картиной во всей американской прозе. Это как в стихотворении Новеллы Матвеевой «Река», которое кажется мне лучшим из всех написанных на эту тему:

Когда одна я, совсем одна,
И вечер свеж после жарких дней,
И так высоко светит луна,
Что земля темна и при ней,
И холодный ветер пахнет травой,
И веки смыкаются в полусне, —
Тогда является мне на стене
Река
И челн теневой.
А в том челне старина Гек Финн
Стоит вполуоборот;
И садится он,
И ложится в челнок,
И плывет, закурив, плывет…
В лучах пароходов и городов,
Один-одинешенек-одинок,
Становится точкой его челнок,
Но не так, чтоб исчезнуть совсем,
Но не так, чтоб исчезнуть совсем.
И всё ему на реке слышны
Остроты встречных плотовщиков…
Спросите: а чем они так смешны?
И смысл у них каков?
А просто – смех на реке живет,
А просто – весело ночью плыть
Вдоль глухих берегов,
По реке рабов,
Но в свободный штат, может быть!

Вот это замечательное путешествие в свободный штат и стало главным символом всей американской прозы. Поэтому Том и Гек, памятник которым стоит в городе Ганнибале, штат Миссури, на родине Марка Твена, – два главных, два самых симпатичных героя американской литературы. Твен пытался написать про них продолжение – «Том Сойер за границей» и «Том Сойер – сыщик», но они получились довольно бледными. А незадолго до смерти Твен мечтал написать роман о том, как старые Том и Гек встречаются на берегах Миссисипи, вспоминают свою жизнь и понимают, что ничего из них не получилось, а самое лучшее, самое яркое, что в их жизни было, – это путешествие по реке. Слава богу, что Твен эту книгу не написал. Потому что, как бы ни кончалась любая жизнь, важно не то, чем она кончается, а то, сколько удовольствия она приносит.

Стивен Кинг

Король не сдается

Почему-то Стивен Кинг стал в России писателем, не скажу более популярным, чем в Штатах, но более культовым. Только в России есть такое понятие, как культовый. Да и сам по себе феномен культовости возможен только в России и нуждается в дополнительном объяснении.

Культовый – это слишком хороший, чтобы быть массовым в самом прямом значении слова. Столь важный, что мы прощаем ему большинство недостатков, поскольку большинство культовых фигур в России – это непрофессионалы ни в чем. И, наконец, культовый – это парольный. Это фигура, благодаря которой читатель, зритель, слушатель опознает духовно близких людей.

Скажу больше: культовый в российском понимании, где вообще среда – ключевая вещь (Россия плохо производит товары, но гениально формирует среды), – это тот, который дарит потребителю положительную самоидентификацию. То есть фильмы Тарковского мы смотрим чаще всего не для удовольствия, а для того, чтобы понять, как мы умны. В этом смысле, скажем, культовым режиссером в России был Микеланджело Антониони, гораздо более культовым, чем в Италии, тем более что у нас посмотреть его было сложнее, а в Италии он был более-менее общедоступен.