Иностранный шпионаж и организация борьбы с ним в Российской империи (1906–1914 гг.)

Отмеченные цифровые значения позволяют сделать следующий вывод. Практика арестов потенциальных преступников, сотрудничавших с японской разведкой (и привлечения их к судебной ответственности), в межвоенный период была действительно невелика. К такому соображению подводит сопоставление рассматриваемой статистики, т. е. десятков выявленных японских шпионов (и ничтожного количества осужденных) с сотнями, а быть может и тысячами японских подданных, проживавших на Дальнем Востоке и, возможно, оказывавших прямое или косвенное содействие в изучении военным ведомством Японии обороны своего северо-западного соседа. Оговоримся, мы не пытаемся утверждать, что все российские японцы являлись шпионами. Было бы некорректно и неверно отождествлять имя нарицательное «японец» с приговором – «шпион». В этой связи не лишенным житейской логики представляется мнение В. Пикуля, который считает, что «многие из них (японцев. – В.З.), честные труженики, нашли в России ту жизнь и то благополучие, о каких на родине и не мечтали»[410].

Однако вернемся к нашей главной мысли. Добиться более многочисленного выявления реальных шпионов и привлечения их к судебной ответственности в указанное время, помимо причин второстепенных, мешало наличие двух внутренних и одного внешнего факторов. К первым из них отнесем известное исторической науке несовершенство уголовного законодательства России в части государственной измены путем военного шпионажа, а также запоздалое создание специализированной службы по борьбе с иностранными шпионами (рождение русской контрразведки произошло только в середине 1911 г.).

Под внешним фактором мы подразумеваем то, что японская организация военного осведомления была одной из самых закрытых в профессионально-корпоративном мире. В отличие от европейских разведок, вербовавших русских подданных (максимально обезличивая тем самым свой шпионаж и придавая этому явлению практически неуловимый характер), японцы предпочитали другую технологию. Они делали ставку не только на различные формы коммерческого прикрытия (рыболовство, бродобрейство, проституция, торговля, коммивояжерство пр.), но и на миграционные потоки из Китая и Кореи. «Разбросанная на нашей пограничной территории китайская и корейская масса, – утверждал П.А. Столыпин, – представляется весьма удобной средой для организации шпионства нашими противниками…»[411].

Если о китайском прикрытии японского шпионажа упоминалось выше, то для иллюстрации корейского участия в планах японской разведки приведем лишь два примера. В январе 1910 г. в Иркутской губернии был задержан кореец Ким-Унчей, при обыске у которого была обнаружена «Инструкция о том, как нужно собирать сведения о русских вооруженных силах и доставлять их японскому правительству»[412]. Летом 1912 г. помощником варшавского генерал-губернатора по полицейской части генерал-лейтенантом Утгофом была получена информация о том, что «корейцы Ли-Чун-Кен с паспортом Пак-Мин-Чель, Ким-Уан-Чжень с паспортом Хуан-Юн-Сон и Хоу-Он-Кен с паспортом Ли-Кук-Се, состоящие японскими шпионами, отправились под чужими фамилиями в пределы России для сбора сведений о войсках»[413].

Привлечение к сотрудничеству представителей монголоидной расы, как нам думается, объяснялось не только повсеместной эксплуатацией эффекта их внешней идентичности с японцами (на взгляд большинства русских все азиаты были «на одно лицо»). Традиционный для многих европейцев стереотип дополнялся желанием японской стороны сохранить в абсолютном секрете особенности построения своей разведки. Главным подспорьем на этом пути были обоюдные языковые барьеры (взаимное непонимание русских и приезжих из Восточной Азии) и невысокий показатель арестов подданных Японии, Китая и Кореи. Те же китайцы или корейцы, которые помогали японцам, заботясь о собственной жизни и безопасности своих родственников, в случае ареста предпочитали не идти на диалог со следствием.

Сверхсекретный характер организации деятельности японской разведки в России начала XX в. лишает нас полноценной возможности обратиться к описанию ее специфики. Однако, не имея исчерпывающего представления о самой функциональной спецслужбе азиатско-тихоокеанского региона, но руководствуясь архивными документами, газетной периодикой и опубликованными трудами, все же попытаемся приоткрыть занавес тайны.

Выделим общие закономерности в работе японцев на Дальнем Востоке и в Западной Сибири, а также ее особенности, отмеченные лишь в Приамурском крае.