Выводы:
1) Обнаруженные в ходе научного поиска немногочисленные газетные известия о японском шпионаже, объективность содержания многих из которых была подтверждена данными из государственных архивохранилищ и прочих опубликованных материалов, позволили расширить представление отечественной истории о военном шпионаже Японии против России.
После окончания Русско-японской войны Япония не удовлетворилась достигнутыми мирными договоренностями и продолжила повсеместное изучение оборонительного потенциала своего недавнего противника. Интерес этот характеризовался не только напористостью, но и явно выраженной избирательностью. Озабочиваясь состоянием боеготовности восточных рубежей России, японцы не проявляли чрезмерного любопытства к экономической и, тем более, военно-промышленной сфере ее центральной полосы. Однако именно она была призвана сыграть ведущую роль в воссоздании русского флота, в том числе той его части, которая будет способна конкурировать с японской монополией на Тихом океане. Такой подход свидетельствовал не столько о военно-политической недальновидности официального Токио, сколько о неготовности маломощной державы повторно ввязываться в войну против потенциально более сильного и наращивавшего свои вооруженные силы соперника.
Между тем, Япония не отказывалась от своих претензий на некоторые территории Дальнего Востока (возможно, Восточной Сибири) в случае успешного локального конфликта за эти земли. Именно к такому соображению приводит сопоставление милитаристских амбиций японского руководства и радиуса разведывательной активности его спецслужб, совпадавшего с внешними контурами дальневосточной и, частично, сибирской окраины России.
В угоду внешнеполитической конъюнктуре, с 1906 по 1910 гг. (т. е. до наступления первых признаков «оттепели» в японо-российской дипломатии) японцы вели поступательное и обстоятельное изучение близлежащих российских территорий в разведывательном отношении. Ас 1910 г. и до начала Первой мировой войны эти усилия были минимизированы, и враждебная деятельность японской разведки начала носить умеренный характер.
Японская разведка, не утратившая интереса к степени обороноспособности своего «большого» соседа, действовала планомерно и по знакомой уже «немецкой схеме». Европейская технология создания эффективных агентурных позиций в приграничных и иных стратегически значимых районах страны-противника, насчитывавшая несколько десятилетий своего функционирования, с успехом была использована японцами против России трижды – перед вооруженным конфликтом на Дальнем Востоке, во время и после этой войны.
2) Японский шпионаж в межвоенной России носил явно выраженный сетевой характер. Повсеместный и повседневный сбор разнородных сведений о российском государстве и его вооруженной силе наблюдался в таких крупных регионах страны, как Дальний Восток и Сибирь.
К ведению активной длительной разведки или единовременному сотрудничеству с ней на огромной площади Азиатской России[418]
были привлечены если не тысячи, то сотни японских (частично, китайских и корейских) подданных, пребывавших в ее местностях, как правило, под вымышленным предлогом. В сферу профессиональных предпочтений кадровых военных, осведомленных в нюансах картографии, топографии, фотографии и тонкостях разведывательного и военного/морского дела, попали сухопутная, морская и речная сферы военной жизнедеятельности российского государства.Залогом многолетнего, эффективного и небезуспешного функционирования японских шпионов стала их способность к сокрытию своих истинных намерений и мероприятий на территории чужого государства. При ведении картографической, топографической, фотографической визуальной разведки они прикрывались различными вымышленными основаниями, входили в доверие к местным жителям, расширяли знакомство с офицерами и чиновниками, производили на них приятное впечатление и т. д.
3) Высшая власть не могла не прислушаться к голосу свободной прессы (особенно после демократических преобразований 1905–1906 гг.), потому что ее новости по актуальным проблемам иностранного шпионажа нередко подтверждались донесениями правоохранительных органов и спецслужб. Осознавая, таким образом, значительные осведомительные возможности газетных изданий (т. е. наличие собственных корреспондентов и других источников за рубежом) по освещению специфических вопросов японского шпионажа в России, власти использовали их как дополнительный неофициальный канал поступления сведений. Он заслуживал серьезного внимания и способствовал реализации мер оперативного предупреждения и пресечения проявлений азиатского шпионажа.