Иностранный шпионаж и организация борьбы с ним в Российской империи (1906–1914 гг.)

Для обоих регионов были типичными: склонность кадровых японских разведчиков к этноконфессиональному и профессиональному перевоплощению (выдача себя за китайских/корейских мигрантов, принятие православия и русского подданства, освоение гражданских («уличных») ремесел и специальностей по соображениям конспирации; тотальный характер ведения разведки (сбор секретной и несекретной информации); функционирование военно-разведывательной организации в режиме ограниченного доступа извне (японцы редко прибегали к сотрудничеству с русским населением); отсутствие взаимодействия японцев с китайскими коллегами в ходе разведки (японская сторона руководствовалась принципом самодостаточности в профессии); совершение японскими шпионами «идеальных преступлений» (без улик преступной деятельности или ввиду их ограниченности или малоубедительности) и избежание подавляющим большинством из них уголовной ответственности.

Неповторимость (индивидуальность) японского шпионажа в Приамурье была обусловлена человеческим потенциалом этой территории, а также ее природными богатствами, географическим расположением, военно-стратегическим значением, и заключалась в следующем:

– наряду с решением комплекса военных задач, японцы активно собирали разнообразные сведения о социальном характере (культуре, традициях, обычаях, нравах местного русского населения) и экономических преимуществах края (полезных ископаемых, лесных угодьях, водных ресурсах и др.);

– значительная часть японских подданных, занятых в разведывательном деле, имела семейный статус. Легальное (а в некоторых случаях и легендиро-ванное) прикрытие мигрантов позволяло им содействовать Главному штабу военного министерства Японии и выполнять свой патриотический долг перед исторической родиной[414];

– японские шпионы пользовались территориальной близостью России к Японии (эти страны имели общую морскую границу) и прибегали к любым техническим возможностям оперативного осведомления своего военного ведомства. Так, судя по предложению министра торговли и промышленности И.П. Шипова в План государственной обороны России (письмо № 429 на имя П.А. Столыпина от 10 апреля 1908 г.), во Владивостокской крепости имелся телеграф, использующийся одной из иностранных компаний для связи с Японией[415];

– в отличие от военно-топографической разведки японцев в западносибирских губерниях и областях, предполагавшей количественное описание ландшафта местности (т. е. указание фактического наличия рек, болот, населенных пунктов и пр.) и расположенных на ней военных объектов, в Приамурском крае помимо решения универсальных задач шпионы искали и обследовали фарватеры рек амурского бассейна (Амур, о чем мы говорили выше, представлял военно-стратегическое значение и был единственной водной артерией, соединявшей дальневосточную окраину России с ее европейской частью);

– большинству японских шпионов в Приамурье была свойственна не столько двигательная активность в процессе сбора военных и иных сведений (как это практиковалось на юге Западной Сибири), сколько «оседлый» образ жизни в деле разведки. Они реже занимались коммивояжерством и цирковым делом, чаще открывали прачечные, парикмахерские (кстати, у приморских моряков сложилось о парикмахерах с Востока точное мнение: «Наверняка они постригли нас, побрили и побрызгали вежеталем точно по инструкциям японского генштаба…»[416]), ремесленные мастерские, фотографические салоны и прочие публичные, материально затратные и не всегда рентабельные коммерческие предприятия;

– навыки владения русским языком считались профессиональной необходимостью не только для японских (кадровых) разведчиков, но и для их соотечественников, оказывающих им посильную помощь. Популяризацией русского языка среди жителей Японии и финансированием этого проекта занималось японское правительство. Так, в сентябре 1909 г. В.А. Сухомлинов в очередном письме П.А. Столыпину обращает внимание премьер-министра на то, что если до Русско-японской войны из 2000 японцев был лишь один русскоговорящий, то в настоящее время один говорящий по-русски приходится на 150 японцев[417];

– японских шпионов привлекали не только крупные города (военные крепости), например, Владивосток или Хабаровск, в ареал их профессиональных предпочтений попадали малозаселенные (неактивные в социальном, политическом и экономическом смысле) таежные зоны вдоль крупных рек, пустынные северные уезды Приморья и Камчатская область, которые представляли природно-ресурсный и геоэкономический интерес в будущем.

Несмотря на некоторую схематичность рассмотрения особенностей деятельности японской разведки в соседних регионах, дифференцированный подход показал, что для изучения ее штатом Приамурья предпринимались нестандартные меры: привлекались большие ресурсы агентуры (как в количественном, так и в качественном отношении), дополнительные финансовые средства и технические возможности. Характер самого сбора военных, экономических и прочих сведений отличался интенсивностью и разнообразием действий, широтой территориального охвата.