Иностранный шпионаж и организация борьбы с ним в Российской империи (1906–1914 гг.)

Последний, третий довод В.А. Сухомлинова, связанный с активизацией иностранных дипломатов в России, ни у кого из участников заседания не вызвал сомнений. Все гражданские министры (допущенные к секретным сведениям) и министры охранительно-оборонительного блока (МВД, министерства иностранных дел, финансов и юстиции, военное и морское министерства) имели представление о разведывательных намерениях руководителей иностранных посольств (консульств), а также входивших в их штат военных и морских атташе (агентов). Их внимание, как уже отмечалось, привлекала боеготовность русской армии, специфика деятельности военных заводов, морских портов и крепостей, баз флота, законодательных институтов власти и т. д.

Кроме того, председателя Совета министров (министра внутренних дел) и многих министров не могла не беспокоить мысль о незащищенности подчиненных им ведомств от вероятности проникновения в их профессиональную среду, к примеру, агентов 37-ми иностранных посольств, расположенных в Санкт-Петербурге. Причем 14 из них территориально приближались к министерству иностранных дел, военному и морскому министерствам, Главному штабу, министерству финансов. Прежде всего, это были представительства Германии (за зданием Исаакиевского собора), Турции (за зданием Сената и на Дворцовой набережной), Японии (Французская набережная) и Великобритании (Васильевский остров)[520].

К какому заключению по итогам своей работы пришли члены правительства? Согласно «Особому журналу Совета Министров» от 10 августа 1910 г.[521], проникнувшись злободневностью новой угрозы из-за рубежа, министры единогласно поддержали инициативу В.А. Сухомлинова о необходимости выделения средств на борьбу со шпионажем в России. Но в отличие от ежегодного кредита на содержание контрразведки (843 720 руб.), целесообразность которого никто не оспаривал, в испрашиваемой единовременной сумме на немедленное осуществление ее деятельности (200 000 руб.) они отказали. Министр В.Н. Коковцов сообщил, что размер свободных средств 10-ти миллионного фонда в настоящее время составляет всего лишь 1 017 000 руб. Он убедил своих коллег в том, что «столь незначительная сумма исключает возможность отнесения на нее упомянутого выше крупного расхода»[522].

Решение, принятое правительством, впервые за истекавшее десятилетие XX в. давало основание надеяться на то, что в единственном крупном государстве Европы (Российской империи), где отсутствовали специальные подразделения по борьбе с иностранным военным шпионажем, учредят контрразведку. И из функции армейской разведки (с бюджетом по линии противостояния неприятельским лазутчикам 33 000 руб. в год) она преобразуется в функцию государства, выполнение которой будет обеспечено отдельной строкой бюджета по смете ГУГШ.

Было бы несправедливо связывать успешное прохождение законопроекта о финансировании новой спецслужбы на этапе его рассмотрения в высшем исполнительном органе власти лишь с именем военного министра. При всей своей энергичности в решении вопросов текущего обновления сухопутных сил (в отечественной и зарубежной историографии сложилось мнение о том, что В.А. Сухомлинов являлся «настоящим реформатором русской армии»[523]), он был фигурой неоднозначной. Судя по трем ниже приведенным отзывам, с точки зрения понимания специфики обеспечения внешней безопасности государства от его тайных врагов, министр вряд ли осознавал всю важность возложенной на него миссии и внушал доверие политическим и военным кругам.

Так, председатель Государственной Думы III созыва (глава комиссии по государственной обороне с 1907 г. по март 1910 г.) А.И. Гучков считал В.А. Сухомлинова «человеком равнодушным к интересам армии»[524]. Не лучшего мнения о нем был названный выше В.Н. Коковцов. Будучи одним из последовательных оппонентов военного министра в вопросе выделения кредитов на оборону (в том числе на организацию борьбы со шпионами), в своих мемуарах министр финансов называл его одним из «главных виновников» поражения России в Первой мировой войне. «Он виновен в том, что был преступно легкомысленным на своем посту, – писал автор, – окружал себя всякими проходимцами, давая им возможность знать то, о чем они не должны были иметь никакого понятия…»[525]. Наконец, товарищ военного министра А.А. Поливанов, допускавший недоверие к своему непосредственному руководителю со стороны военачальников, вспоминал, что в годы войны В.А. Сухомлинов ни разу не получил приглашение на совещания по генерал-квартирмейстерской части (разведка/контрразведка), проходившие в Ставке под председательством царя[526].

Несмотря на отсутствие достаточного авторитета у В.А. Сухомлинова, следует признать, что только ему было суждено воспользоваться имевшейся прерогативой представления интересов возглавляемого ведомства в вышестоящей инстанции. И министр не преминул реализовать свою должностную обязанность.