Инсбрукская волчица

Настал тот самый день. В моей сумке, завёрнутое в полотенце, лежало взрывное устройство между двумя литровыми бутылями керосина. Очень кстати в это утро пошёл дождь. Я надела длинный, до земли, дождевик с капюшоном, в один карман которого положила револьвер, а в другой – старый охотничий нож, также доставшийся мне от деда. В гимназию я пришла одной из первых, поэтому стала тянуть время, выжидая, пока в вестибюле соберётся побольше людей. Мне нужно было, чтобы толпа заслонила сторожу обзор, тогда я спокойно смогу пройти к лестнице в подвал.

Минут через десять так и случилось. Я уже привычным жестом дёрнула приклеенную дужку замка, и, войдя под старые кирпичные своды, увидела, что снесённые мною ранее в центр подвала бутыли с керосином так никто и не расставил по полкам. Это было очень кстати. Своё устройство я уложила прямо поверх бутылей и установила будильник на три часа дня. Как раз будет заканчиваться последний урок. К тому же, в гимназии уже не будет двух первых классов, уроки которых обычно заканчиваются раньше. Мне вовсе не хотелось убивать малолеток.

Выходя из подвала, я вспомнила, что не взяла в этот раз с собой клей, чтобы приклеить дужку замка. Но потом подумала, что этого уже и не нужно. Вряд ли кто-нибудь зайдёт в подвал за оставшиеся несколько часов. Ну, а если зайдёт… Значит, не судьба в очередной раз испытать «отложенный взрыв».

Я поднялась снова в вестибюль, и вдруг меня прошиб холодный пот: у барьера гардероба стоял насильник Генрих и разговаривал со своим дядей-сторожем.

Я как будто вросла в пол. Не могла сделать ни шагу. В это время откуда-то сверху раздался властный голос фрау Вельзер:

– Почему посторонние в помещении гимназии?

Гардеробщик виновато заморгал красными веками и начал бормотать:

– Племянник мой зашёл на минутку, помочь я его попросил, а то мостовая у нас перед парадной дверью совсем никуда не годится… Он сейчас пойдёт и булыжнички аккуратненько уложит.

Генрих коротко хохотнул и вышел в парадную дверь. Я рванулась к чёрному ходу, и только отбежав на соседнюю улицу, смогла остановиться. Находиться вблизи этого существа (язык не поворачивался назвать его человеком) я не могла.

Некоторое время я бесцельно кружила по улицам вокруг гимназии. Затем села на лавочку в городском парке – сумка с двумя литровыми бутылями била меня по спине. Надо было пересилить себя и всё-таки вернуться. Даже если взрыв случится так, как я предполагаю, он является только одной составляющей моего плана. Те, кого я ненавижу сильнее всего, должны умереть обязательно, я сама должна это видеть.

Сидя на лавочке и болтая ногами, я слушала удары часов на ратуше.

Дождь кончился.

Мой дождевик с капюшоном начинал выглядеть нелепо, но снимать его я не собиралась. Наконец, пробило половину второго. Я, нога за ногу, поплелась обратно к зданию гимназии. Я искренне надеялась, что Генриха у парадного входа уже нет. Но, к сожалению, моя надежда не оправдалась. Он был тут. Сидел и курил самокрутку у небольшой кучки сложенных вместе булыжников.

Ну что ж, есть другой вход.

Но, пройдя через двор, и подойдя к чёрному входу, я с удивлением увидела, что он закрыт. Такое бывало чрезвычайно редко, только в те дни, когда во двор привозили дрова. Бегающая по двору малышня мешала разгрузке. Видимо, и в этот день подводы с дровами приходили, их уже успели разгрузить, а дверь ещё не открыли.

Вздохнув, я вышла из двора и подошла к водосточной трубе.

Сумка висела через плечо на длинной лямке. Руки были свободными. Водосточная труба крепилась к стене довольно надёжными скобами. Взобраться по ним не составляло большого труда. Я подняла голову вверх, оценивая расстояние, и взялась за ближайшую скобу.

Скобы, которые внешне казались такими надёжными, на самом деле все шатались. Несколько раз за этот не слишком длинный подъём я прижималась к стене, обвив трубу руками и ногами, и ожидала падения. Потом, передохнув, двигалась дальше. Мне очень мешал дождевик, но снимать его я не собиралась. Это было единственное моё прикрытие от любопытных взглядов прохожих. Впрочем, прохожих здесь было немного, в конце улицы почтальон разговаривал с какими-то двумя женщинами, и никто из этих троих не смотрел вверх.

Достигнув второго этажа, я поставила ногу на выступ лепнины и немного отдышалась. Теперь предстояло самое трудное – отпустив трубу, дотянуться до окна, которое находилось на расстоянии полутора шагов. Кто-то может сказать, что это расстояние ничтожно, но попробовали бы вы преодолеть его, болтаясь на шаткой трубе в нескольких метрах от земли, имея на плечах неудобный длинный дождевик и сумку с двумя литровыми бутылями керосина.

Метроном в моей голове снова застучал. Я понимала, что должна закончить все этапы своего плана до трёх часов – до времени взрыва.