Инсбрукская волчица

Стараясь не смотреть вниз, я поставила на выступ в стене и вторую ногу, изо всех сил молясь о том, чтобы каменный бортик не треснул и не обвалился. Одной рукой я продолжала держаться за трубу, а вторую протянула к подоконнику. Сумку с керосином я перекинула на грудь, чтобы она не тянула меня назад. Ручек на оконных рамах со стороны улицы, конечно, не было. Но в проёме окна рядом с рамой торчала короткая наклонная железная трубка, в которую во время больших праздников вставляли флаг. Я потрогала её кончиками пальцев. Железяка казалась довольно прочной, винты, которые её удерживали, давно заржавели, но, видимо, были достаточно толстыми. Я крепко взялась за железку левой рукой и толчком перенесла свой вес на правую ногу. Теперь надо было толкнуть раму окна. Я была почти уверена, что шпингалеты не задвинуты, так как во время большой перемены их обычно открывали для проветривания, а запирали уже после окончания уроков.

С ужасом я думала, что я буду делать, если окно всё-таки заперто. Для того, чтобы разбить стекло, мне понадобится резкое усилие, которое может откинуть меня назад. Впрочем, всё обошлось. Впиваясь пальцами в подоконник, я толкнула одетой в капюшон головой оконную раму, и окно распахнулось.

Свалившись плашмя на подоконник, я затянула в коридор сначала свою сумку, а потом спрыгнула на пол сама.

Руки и ноги у меня тряслись от напряжения, поэтому я была вынуждена пару минут посидеть на полу в коридоре, прислонившись спиной к стене. Коридор был пуст.

Встав на нетвёрдые ноги, я направилась к кладовке, которую ещё раньше во время своей ночёвки в школе определила, как самое удобное место для поджога. Достав из сумки одну из бутылей, я начала с удовольствием поливать керосином старые скрученные трубочками карты, изъеденные мышами учебники и портреты немецких классиков с пририсованными чернилами усами. Сунув спичку в ворох всего этого, я полюбовалась, как маленький язычок огня скачет всё выше и выше, а затем плотно прикрыла дверь и поспешила по переходу второго этажа в противоположное крыло – в библиотеку. Спустившись туда, я увидела, что библиотекарши, как всегда во время урока, не было. Но здесь меня ждал неприятный сюрприз – в библиотеке сидел какой-то незнакомый мне господин в цилиндре и перелистывал подшивки газет. Быстро закрыв дверь, я прошла несколько шагов дальше по коридору и приоткрыла дверь подсобки, относящейся к кабинету биологии. Здесь я обильно полила керосином чучела птиц и потрёпанную временем лису. В этот момент прозвучал звонок с предпоследнего урока. Быстро чиркнув спичкой, я подожгла облезлый лисий хвост, прикрыла дверь и поспешила снова наверх.

Моей целью, прежде всего, были мои одноклассницы. Но именно на втором этаже мне попались эти несчастные Ева Гюнст и Симона Вильхельм. Об их участи повторно распространяться не буду, всё уже было сказано.

Коридор заполнялся гулом голосов. Я искренне надеялась, что дым из подсобки ещё не распространился по всей школе. В туалете, по крайней мере, он ещё не ощущался.

Вот и звонок на урок. Голоса стихли. Выглянув из туалета, я увидела, что никого нет. Все разбежались по классам.

Во второй бутыли у меня ещё оставался примерно стакан керосина. Тоненькой струйкой я его разлила вдоль двери своего класса, дверь подпёрла шваброй, которую взяла в туалете, и чиркнула спичкой.

С конца коридора уже ощутимо тянуло дымом.

С чёрной лестницы слышались шаги и голоса. Я остановилась, вжавшись в нишу двери, готовая в ту же секунду рвануть от них в противоположную сторону, но тут увидела, что впереди небольшой группы взволнованных взрослых бежит мой обидчик, насильник Генрих. За ним еле поспевает его сухонький седенький дядя, который кричит ему на ходу:

– Проверь туалет! А мы в подсобку, кажется, горит там!

Сторож со своими спутниками скрылся за поворотом коридора, а Генрих, топоча огромными ножищами, рванул дверь туалета. Меня никто не заметил. Все они смотрели в другую сторону.

Нащупав в кармане револьвер, я в нерешительности стояла под дверью класса, из которого уже начали доноситься недоумевающе-тревожные голоса. А потом решительно отправилась обратно в туалет.

Я увидела, что Генрих, опустившись на корточки над убитой Евой Гюнст, рассматривает представшую перед ним картину с неподдельным изумлением. Видимо, до его неповоротливых мозгов произошедшее не доходило.

Я, не торопясь, вытащила револьвер, прижала дуло к его затылку, и испытывая сладострастное наслаждение, нажала на курок.

Я ни о чём не думала, кроме того, что, наконец, смогу за себя отомстить этому чудовищу. Даже не позаботилась о том, чтобы прикрыть лицо от крови и мозгов, которые брызнули в разные стороны. Впрочем, последствия выстрела были для меня новы и неожиданы. С моей стороны в черепе Генриха образовалась только маленькая обугленная дырочка, а вот его мерзкая физиономия выстрелом была полностью уничтожена. Брезгливо толкнув продолжавший сидеть на корточках труп, я снова вышла в коридор, который уже почти полностью заволокло дымом.