Инспекция. Число Ревекки

Накануне авианалета я видел девочку. Она кинулась за нами в убежище, да кто-то узнал в ней внучку старого Хаима. А комната для евреев, видишь ли, не была предусмотрена. "С арийцами, – сказали ей, – нельзя". Вытолкали на улицу, конечно. На рассвете все обходили ее тело. Да разве до нее было людям… Люди выходили, оглядывались и сокрушались: «За что?» Вонь от разлагающихся трупов стояла нестерпимая. Но знаешь, что хуже этой вони? Ее отсутствие. Там, где она должна быть. Триста человек сидели в другом бомбоубежище, возле отеля в центре. Тоже прямое попадание. Бомба захоронила их как должно: под толстым слоем земли и плитами. Даже запаха не осталось. А что осталось? Осталось лишь крест сверху установить. Я все думаю, две столь страшные войны на одно мое поколение, чем же нужно было так провиниться перед Господом? Конечно, все способен вынести человек, даже самую жизнь, что ж про войну говорить. Да вот две – многовато для твоего старика…

Как и мы когда-то, нынешние страдальцы согласились на эту войну, ибо были свято убеждены, что она пройдет далеко, на чужих землях недочеловеков, ценой малой крови, не своей, безусловно, а случайно зазевавшихся. Их убедили в этом, как и нас когда-то, и они громогласно поддержали войну. Но теперь, когда уведомления о смерти стали приходить пачками, теперь все узнали, что есть война – это боль без дна. Теперь кругом крики: «За что?!» Один ответ у меня: за глупость. Что попустил человек, то и получил – таков непреложный закон. Я теперь выучил это.

Те, на чьем веку это первая война, пока познали лишь ее боль. На чьем веку уже вторая война, те познали и ее глупость. Позже триумфаторы решат, что взяли мало за свой триумф, а обиженные скажут, что были обижены несправедливо. Одни будут вспоминать, что случилось пятьдесят лет назад, а другие – что случилось сто лет назад, и все будут мстить друг другу… Мы никогда не покончим с этим. Вы, вы никогда не покончите с этим.

Затянул я что-то, буду кончать. В Розенхайме оставаться было опасно, да и незачем. Ильза великодушно позволила мне переехать в ее старый дом в Мюнстере. Так что теперь я здесь. За меня не переживай, я тут уже обосновался и даже завел несколько знакомств. Хорошие люди везде найдутся».

Я убрал исписанный с двух сторон лист обратно в конверт и спрятал во внутренний карман, вышел из канцелярии и направился в столовую. Заключенные хаотично сновали по территории лагеря, делая все торопливо и не поднимая головы. Мне они напомнили муравьев, тем более что некоторые волокли груз едва ли не тяжелее себя. Между двумя блоками двадцать человек тянули огромный каток. Продвигался он невероятно медленно. Видя, что каток вот-вот остановится, капо подскочил к узникам и замахнулся, опустив плетку на спины крайних. Те в единой дуге изогнулись и застонали.