Для подачи сообщения, требовалась, разумеется, возможность выхода в сеть, но официально всем детдомовцам старше 12 разрешались кратковременные одиночные выходы в город и, одновременно с таким разрешением человеку обычно выдавался мобильник. Кроме того, многие копили выдаваемые им карманные деньги, с тем, чтобы купить планшет. Существовали, разумеется, и менее законные способы стать обладателем средства связи – их, правда, особо не афишировали. При Менделиче каждый старался быть – ну или хоть казаться – хорошим, лучше, чем на самом деле.
Менделич был одержим странноватой идеей таинственного превосходства коллективного над индивидуальным. «Судьба собрала вас всех вместе не просто так, – вещал он. – Вы здесь чтобы научиться понимать друг друга, прощать друг друга, проникаться друг другом. Научиться взаимодействовать друг с другом так, как детям, живущим по отдельности с их родителями в домах, и не снилось даже. Вам дана уникальная возможность сделаться единым целым, стать СИЛОЙ. Только вместе, только действуя заодно, сможете вы противостоять системе.»
То, что детдомовцы стали, наконец, силой, быстро поняла и заценила вся местная шпана. Вышедших погулять детдомовцев стали обходить за версту. Тыщу раз думали, стоит ли задирать самого мелкого и слабого пацана – ибо возмездие бывало ужасным, и, как правило, не заставляло себя долго ждать.
Александр Менделевич жил один. Незадолго до прихода в интернат он расстался с женой, та продала квартиру, и, забрав их единственного сына Семочку, уехала в Штаты. В интернате имелась комнатка под лестницей для инвентаря, там Менделич и спал на привезенном им старом кожаном диване. Вещи его – весьма, надо сказать немногочисленные – хранились тут же, в подсобке, в паре картонных ящиков, и на стене, на самодельных полках. Вперемешку вместе со спортивным и игровым инвентарем.
Сюда повадились стекаться по вечерам, после официальной «свечечки». Трепались за жизнь, задавали любые, от балды, вопросы, приходили посоветоваться о личном. Менделич всех выслушивал, судил, рядил и советовал. Хлопал по плечу, ерошил волосы, дул в глаза, дышал в ухо. Читал стихи, показывал на гитаре аккорды. Тут решались конфликты и строились далеко идущие планы по организации общей совместной жизни после выпуска. Здесь вместе пели перед сном, жарко ощущая свою личную причастность и общее нерушимое единство.
Коммуна, созданная Александром Менделевичем, просуществовала полтора года.
Столько потребовалась, чтоб на них обратили внимание, о них заговорили, на них стали показывать пальцами.
Их работы разительно отличались от других на конкурсах детдомовских детских рисунков. Их выступление на конкурсе художественной самодеятельности вызвало скандал и последующее обвинения в клевете. (Ребята разыграли сценку о том, как к ним интернат приезжает комиссия, что она видит и как увиденное оценивает).
Комиссия действительно приехала. С особым тщанием рассмотрела результаты деятельности Александра Менделевича. С особым пристрастием отнеслась к его личности и образу жизни.
Менделич был обвинен в педерастии и растлении малолетних, осужден, сослан, куда следует, где и сгинул. Было в самом деле что, или не было, навсегда и осталось за кадром.
А восемнадцатый от греха подальше расформировали.
Но, раз проснувшихся ребят, особо тех, кто постарше, так и не удалось усыпить обратно. Для большинства родной интернат просто перешел в виртуальную форму существования.
– Ну, не только виртуальное!
– Созваниваемся, сговариваемся по интернету, ну, шифром нашим, а потом-то уже все вживую.
– Ну, или, если фишка выпадет, в мертвую.
– Да, тут уж как выйдет – или мы их, или они нас.
– Да к нам уже особо и не суются. Дотумкали.
Действительно, довольно скоро воспитанники 18-го детдома, бывшие и настоящие, сделались довольно заметной в Москве группировкой. Со своими повадками, своим несколько робин-гудовским почерком и главное – готовностью, если надо, до смерти постоять друг за друга. Они не без боя выгрызли себе район обитания, под их влиянием оказалось сразу несколько мелких рынков, за ними числилось сколько-то удачных (для них) нападений на сбербанки и мелкие магазины.
– Ты не думай, у нас вовсе не все такие. Есть кого в армию, позабирали, есть кто сам в училища военные пошел – у детдомовских в такие места квота. Есть кто ЕГЭ посдавали и в институтах учатся – а чего, Менделич нас знаешь как к учебе приохотил? При нем и двоек-то почти не было.
– Он приемы всякие знал – как чего запоминать, как на экзаменах правильно ответить, даже если толком не знаешь.
– Но у нас, знаешь, даже если нормальный кто, и жизнь у него давно своя – все равно – в интернете SOS увидит – сразу придет. И от ментов отмажет, и спрячет у себя, и из обезьянника выручит.
– А как же ты у своего Виктор Петровича оказалась? – спрашиваю я у Наташи.