Институт репродукции

Вошедший со двора дядя Саша, с грохотом отодвинул стул от стола, уселся и молча махнул Марфе рукой – давай, дескать, подавай! Она, как всегда, засуетилась, сунула мне не глядя в руки Маришку, заметалась, как угорелая по кухне, рванулась разогревать разом суп и жаркое, доставать тарелки – мелкую и глубокую, вилку, нож, ложку, резать салат – все вместе, стараясь все разом успеть в одну единицу времени. И выражение лица у нее сменилось с уверенного хозяйски-гостеприимного на сосредоточенно-виноватое.

Мне сразу сделалось неприятно, хуже того – я почувствовала себя за собственным столом лишней. Когда ж все это закончится, когда ж она поумнеет, наконец?!

С Маришкой на руках я вышла из кухни, прошла по коридору в детскую. Наташа, сидя на коврике, прислонившись спиной к громадному белому медведю (склонный к гиперболам, Алеша принес его на первый день рождения Тани), кормила девочек.

– Привет! – сказала она. – мы ж вроде, еще не здоровались? А классный у тебя брат! Он по жизни чего делает?

– В универе учится.

– Как бы его в армию не загребли. Знаешь, как у них: «В связи с очередным межтерриториальным конфликтом отменяются временные отсрочки для студентов следующих специальностей…» процитировала она.

– Не загребут. Он отличник, именной московский стипендиат.

– Круто! Впрочем, по нему видно, что шибко умный. А у него девушка есть?

– Без понятия. Он мне о таком не рассказывает. Может, мама знает? А ты по жизни что делаешь? Ну в смысле, что делала… раньше?

– Раньше —это когда? В детдоме Менделич меня и еще двух девок в кружок худ. гимнастики при дворце районном определил. Потом оттуда в спортшколу отобрали. Потом школа кончилась – в клуб пошла танцевать. Теперь вот – сама видишь.

Наташа чуть помолчала.

– Слышь, Насть, а ты ж наверное знаешь – растяжки эти по бокам, и вот на груди – они теперь на всю жизнь останутся?

– Ну… наверное да. Но их ведь, наверное, можно кремом тональным замазывать?

– Ага. Но, всяко, уже не то будет. В приличное место, пожалуй что, и не возьмут теперь.

Опять помолчали. В тишине было слышно, как громко чавкают девочки – молока у Наташи явно было завались.

– Слышь, Насть, мы это, чего думали… а нельзя мне тут с малыми перекантоваться немного?

Чего-то в этом роде я ожидала с тех пор, как их здесь увидела. И, честно говоря, не думала, что это такая уж классная идея. У нас же такой проходной двор всегда, а учитывая, что Наташа девушка довольно заметная… А с другой стороны – не на улицу ж их выкидывать? Раз сюда добрались, значит, все другие варианты уже перебраны.

– Пока, – осторожно говорю я, – точно можешь. День-два, а дальше мама наверняка что-нибудь получше придумает. Ты уже видела мою маму?

– Нет еще. Но я про нее …. слышала. Аглая Муравлина, верно?

– Слышала? От кого, где?! – не в жисть не поверю, чтоб Наташа увлекалась политикой!

– От Менделича. Он нам про нее все уши прожужжал во время той, ну помнишь, Славяно-Великоросской бодяги, статьи ее из интернета по вечерам читал вместо сказок. Он вообще, по-моему, дышал к ней неровно. Мне, кажется, я до сих пор помню, погоди, погоди..: «Славяно-великоросскому конфликту ужасно не хватает своего Киплинга, который воспел бы возложенное на себя нелегкое бремя великороссов насильно, за волосья, тащить за собой непокорных мало- и белороссов к единственной, с точки зрения России, истинной версии прогресса и процветания»

– О Г-споди! Ты действительно помнишь этот бред наизусть! Мама будет в восторге.

– Да ничего тут особенного. Просто у меня память хорошая. Один-два раза услышу – и все, запомнила.

– Ты, наверное, в школе отличницей была? – спрашиваю я с завистью.

– Не. Это – нет. Для этого я слишком плохо пишу и читаю – у меня эта, как ее, дислексИя. Меня из-за этого в конце первого класса чуть в интернат для дебилов не упекли. Менделич отстоял – прикинь, прочел со мной ночью накануне вслух все ихние тесты, ну, и потом мы их пометили – типа, как крапленые карты. Утром я на комиссии всех потрясла – читать за ночь научилась! Подумали – наверное, я в первый раз испугалась. Мне услышать надо, вот если на слух, тогда да, тогда само все как-то запоминается.

Наконец все три малышки тихо спят в расставленном для такого случая старом деревянном манеже, и мы с Наташей налегке возвращаемся в кухню – нам бы тоже неплохо чем-нибудь закусить.

К моему неудовольствию, дядя Саша все еще там – поел, попил, и теперь лениво покачивается на стуле, ковыряя в зубах зубочисткой. Увидев Наташу, он так и подскакивает на месте – причем не то, чтоб сражен наповал ее красотой, а явно он уже ее где-то видел. Час от часу нелегче! Если учесть, где его подчас носит с этими ремонтами… Ладно, будем надеяться, что ко всем прочим своим мужским качествам он еще и умеет держать язык за зубами.

Поставив чайник, выскакиваю на крыльцо покурить. Дядя Саша немедленно увязывается за мной:

– Нас-тась-я! – потрясенно произносит он полушепотом. – Ты хоть знаешь, чья это краля?!

Я молча киваю.