Институт репродукции

В общем, не прошло и полчаса – да что там, двадцати минут не прошло, как Анжелка твоя, в новехоньком платье – оно ей, мягко скажем, великовато было, и широковато в плечах, да и вообще, на мой взгляд, не ее фасон, ей бы юбка твоя вот эта больше пошла б по-моему, с дитем в синем кружевном конвертике на руках, стояла у главного выхода на ступеньках. И тут – слушай, слушай, последний штрих! Смотрю, с обеих сторон у наших ворот штативы с камерами – да не хухры-мухры, а сразу видать, что профи снимают, и лампы-вспышки, и утварь всякая, а один, ну вот точно тебе говорю, вообще не русский был. А к крыльцу по аллее подкатывает машина – не лимузин конечно, но и не черный ворон, приличный такой цвета мокрого асфальта джип, и оттуда два кента в сером выталкивают насмерть перепуганного, обалделого азера – тоже во всем с иголочки, аж сзади бирки из-под воротника торчат. Ну, азер видит Анжелку, отталкивает кентов, в два прыжка взлетает по ступенькам и тут все трое – мать, отец и спеленутое дите сливаются в едином объятии! Хеппи енд, бля!

Ну, кенты дали этим, с камерами поснимать в свое удовольствие, потом загрузили святое семейство в машину – аккуратно так, вежливо, чтоб нечаянно никого не помять, и увезли. Очень надеюсь, их вежливости хватило аж до самого пункта назначения.

Ну, что скажешь? Хороша вышла сказочка со счастливым концом?

У меня нет слов. Молча закуриваю предложенную Митькой сигарету. Опасливо смотрю на часы – нет, вроде еще не опаздываю. Митя пускает колечко дыма, и продолжает рассказ.

– Ну, а часика через полтора, стали всех из отделения на ковер вызывать, мобильники и планшеты курочить, допрашивать, кто мог снимать, да кто мог скачать. Даже из дому всех сотрудников повытаскивали – ну кто был вчера выходной.

– А я-то как проскочила?

– Так ты ж вроде со вчерашнего дня в нашем отделеньи не числишься.

*

Да, уж тут мне явно не светило никакого акушерского экшена.

Светлана Юрьевна, главная акушерка института (должность высокая и чисто административная), торжественно представила меня персоналу – акушерке предпенсионного возраста Прасковье Андреевне и фельдшеру Вале Ивушкину, недавнему выпускнику училища, с застенчивыми голубыми глазами. Он слегка прихрамывал при ходьбе – видимо, поэтому находился сейчас здесь, а не в армии.

– В случАе, если число пациентов у тебя перевалит аж за пять человек, – Светлана Юрьевна закатила глаза, в знак того, что она даже в мыслях не допускает такую возможность, – получишь подмогу из других отделений. Если же с утра у вас никого, и в дальнейшем вроде как не предвидится – направишь свой персонал туда, где будет в тот день народу нехватка.

Она объяснила мне, как заполнять табели и ведомости, показала, где ключ от наркоты, где – от сильнодействующих средств группы В, заставила расписаться в куче бумажек, выдала кипу циркуляров санэпидстанции, с коими следовало не откладывая, сегодня же ознакомиться, и, бросив напоследок: «Ну, Настя, ты уж не подведи нас!» – с достоинством удалилась. Вслед за ней откланялся голубоглазый Валя, торопившийся домой после дежурства. Мы остались один на один с Прасковьей Андреевной, которая велела звать ее тетей Пашей, и обещала показать и рассказать мне, что здесь к чему.

Отделение, как в тот день, когда я сидела здесь с насмерть перепуганным Костей, казалось заброшенным и пустынным.

Впрочем, один пациент у нас сегодня все-таки был. Дядя Федя опять кантовался на сохранении.

– Ты с ним поосторожней, – предупредила меня тетя Паша. – Нынче он не в духе, завтрак вон отослал, сказал – помоями кормим. А какие помои, когда для этого отделения вообще все по спец заказу из ресторану привозят, а у нас на кухне разогревают только! Невозможно с ним вообще, и когда только выпишут! Вот же еще напасть на нашу голову! Бывают бабы беременные капризные, но этот… ни в какие ворота! Ну вот ты только…

Где-то на середине этой важной, образной, богато-информативной и высоко-эмоциональной фразы я абстрагировалась и перестала воспринимать.

Из-за неплотно прикрытой двери палаты звучал высокий и чистый голос. Не мужской, и не женский – - вообще неземной какой-то, в смысле не от мира сего, может, так поют ангелы – они ж вроде как бесполые. Это была не какая-то ария или песня, а просто набор звуков, совсем, на мой неискушенный слух, случайный, такое себе «ля-ля-ля», но от которого почему-то хотелось плакать.

Раньше я никогда не слышала, как поет дядя Федя. На процедурах знаменитый голос звучал пискляво, с оттенком суетливой нервозности, не возбуждая к себе ни приязни, ни интереса.

Нет, я, конечно, знала, что он – наша национальная гордость. Но выступает-то все чаще за рубежом, да и я, если честно, не великий поклонник оперы. Мама, конечно, таскала нас всех в Большой – на «Русалку», «Золотого петушка» и «Сказание о Граде Китеже». В Геликон – Опера на «Елку» под Новый год. В общем, на что-нибудь, адекватное для младенского возраста.