Институт репродукции

Имплант вовсе не выпадал у меня из руки. У него просто кончился срок годности. Я узнала это из бумажки, выпавшей из какого-то шва или совсем уж потайного кармана, когда перетряхивала рюкзак, проверяя все ли на месте. Бумажка была выдана мне миллион лет назад в мед кабинете моей родной школы – закатанная в пластик памятка, где печатным текстом объяснялось, в каких случаях имплант может подвести, и внизу, от руки, было вписано число, когда он подлежал изъятию с последующей заменой.

Вот что я так тщетно пыталась припомнить каждый раз, просыпаясь. Ну да семь лет пролетело, как один день. Тогда, в детстве, мне казалось, что семь лет – все равно, что вечность.

Не то чтоб я испугалась. Но и нельзя однозначно сказать, что обрадовалась.

Примерно так бывает, если из поездки за собачьим кормом на Птичий рынок неожиданно притаскиваешь домой нового щенка. Причем когда еще стоишь там, в собачьем ряду у прилавка, и смотришь, на это трогательное мохнатое чудо с влажными доверчивыми глазами и мокрым носом, и чувство такое, что без него совершенно невозможно уйти, ясно же, что это собака твоей мечты!

А потом ты едешь домой в маршрутке, прижимая его к себе – теплый, пушистый комок, он ерзает и поскуливает, пытаясь устроится на тебе поудобней, – и тут вдруг до тебя доходит! Начинаешь ломать голову, как теперь его разместить, как соотнести свое и без того плотное расписание с необходимостью кормить его шесть раз в день. С тоской представляешь, сколько луж будет теперь на полу, плюс еще погрызенные ботинки и книжки. И понимаешь, как просто, приятно и незатейливо протекала твоя жизнь до сих пор.

Причем это не сожаление, нет. Это, ну, просто процесс принятия на себя ответственности, что ли.

И еще надо бы рассказать обо всем Косте, который неизвестно как это воспримет. И потом уже вместе с ним думать, как нам теперь быть дальше. То есть, оставлять или нет, – так вопрос, конечно, для меня не стоит. Но вот вместе или порознь будем мы теперь ждать наших детей… А здорово было б потом говорить всем, что у нас близнецы!

*

Открыл мне вовсе не Игорь, а приятная девушка в шелковом коротком халатике и тапках на босу ногу.

– Ты Настя? Здорово, что пришла, а то мне уже убегать пора. Голодная? Игорь велел напоить тебя чаем с плюшками. Сказал, что едешь издалека, и наверняка позавтракать не успеешь.

– Плюшки – это здорово, – слегка обалдело сказала я, медленно стягивая через голову свитер. – У тебя с чем?

– С корицей, изюмом, и так, пустые. Тебе каких больше? Я Лика, если что.

– Я – Настя. Очень приятно.

– Я знаю! Игорь мне говорил.

Я вошла в кухню и сразу перестала что-либо вокруг замечать.

Она сидела у стола на высоком стульчике, и сосала баранку. Под носом у нее было чисто, и лихорадочный румянец, так напугавший меня вчера, тоже совсем исчез. Глазки светились, волосики были расчесаны и собраны в аккуратный поросячий хвостик. Нормальный, здоровый ребенок! Узнала меня и заулыбалась. Бросила баранку, потянулась на ручки. Я подхватила ее, прижала к себе, ткнулась в нее носом. Ухх, какой родной запах! Солнышко мое, никому тебя не отдам!

И вообще! Что здесь делает эта Лика? Если только с Игорем спит, тогда ладно, а дочку мою пусть не трогает! И я сразу, чтоб расставить все точки над и, выпалила:

– Вообще-то я Светина мама.

– Я знаю, – сказала Лика, лучезарно улыбаясь. – Я тоже. В смысле, я ее родила. И даже грудью первый месяц кормила.

И, видя мое полное смятение, поспешно добавила:

– Не бойся, не отберу! Хотя люблю ее тоже очень. Я ведь всегда знала, что это не мой ребенок. А классная получилась, верно?

– Верно, – несколько настороженно отзываюсь я. И, поскольку самое главное было уже сказано, рискую перейти к вопросам второстепенным: – А с Игорем у вас что? Он что, теперь на тебе женится?

– Игорь?! На мне! – она даже руками всплеснула, и прямо-таки зашлась от смеха. – Ну ты сказала! Ты меня лучше спроси, пойду ли я за него! Нет уж, на фиг, пусть такое счастье кому другому достанется! Замуж за Игоря! Ну, ты даешь! – казалась, она сейчас лопнет, так я ее насмешила. Два маленьких карих глаза буквально утопли в щеках, превратившись от смеха в две узенькие щелочки. Отсмеявшись, она вытерла мокрое от слез лицо тыльной стороною руки, и чопорно добавила. – И вообще, я не по этому делу.

– А по какому? – спросила я, сама уже еле удерживаясь, чтобы не рассмеяться.

– Я врач, – сказала она. – Детский невропатолог. Работаю с отказными детьми в детской психоневрологии на улице Красина. Поверь мне, таких, как Игорь, я ем на завтрак. После особо удачной ночи. Гам – и нету! – и она прищелкнула для убедительности зубами.

– Вра-ач, – недоверчиво протянула я. – Сколько же тебе лет?

– Столько не живут. – отрезала она, смешно выпятив губу. – Мне тридцать два с половиной. Так что вы оба с Игорем против меня салаги.