Я молча киваю. Недоверие на Костином лице сменяется изумлением. Несколько минут мы оба молчим. Неожиданно Костя разражается смехом. Обнимает меня, целует, крепко прижимает к себе, кружит по комнате и все это не переставая смеяться. Я заражаюсь от него, тоже начинаю вдруг хохотать,
– Ну, ты даешь, – с трудом выговаривает он сквозь смех. – Я думал, они у нас с тобой хоть погодки будут! А, ладно! Так будет даже проще! Станем всем говорить, что у нас близнецы!
– Ага! – отвечаю я. Одни и те же мысли приходят нам в голову. Одни и те же сумасшедшие чувства. Как вообще мы такие друг друга нашли? Не иначе, это был Б-жий промысел.
И так вот, давясь и задыхаясь от смеха, мы перебираемся из-за стола в постель, и там мы тоже какое-то время еще смеемся, пока нас не подхватывает волна, и тогда смех постепенно стихает, его сменяют иные звуки, и мир вокруг перестает для нас обоих существовать.
*
– А, знаешь, я так боялась тебе говорить.
– Боялась? Меня? Я что, такой страшный?
– Нет. Ты – нет. Но, понимаешь, я же не знала, как ты это воспримешь. Ты ведь так хотел своего ребенка, а тут я..
– А этот, по-твоему, чей? Не мой разве? Или возможны варианты?
– Кость, я тебя убью!
– Эй, осторожно! Меня нельзя! Я беременный!
– Я тоже!
– Погоди, ты что, в самом деле боялась, что я могу тебе предложить… теперь, когда он уже фактически есть?! Ты что же, совсем меня не знаешь?!
– Ну, мы же не планировали…
– И что, ты бы послушалась?
– Нет, конечно, что ты! Это же твой ребенок! Но… я бы постаралась тебя понять.
– Кого? Нет, кого Настя? Того, кто мог бы тебе такое сказать? Потому, что я-то уж точно такого бы никогда не сказал! Да мне и в голову не могло прийти, разве что в страшном сне! И поимей в виду, что если ты сама когда-нибудь, хотя бы раз, заикнешься… Да пусть их у нас будет хоть миллион! Как-нибудь разберемся.
– Костя! Насколько это от меня зависит, миллиона не будет!
– Обещаешь? Нет, вот прямо сейчас поклянись мне, что бы ни было, никогда даже и в мыслях… Потому что, понимаешь ли, второй раз я такого не переживу!
– Это с тобой уже было, да? – спрашиваю я осторожно. – Ну, ребенок, который у тебя мог быть, а потом не родился? И поэтому ты решил завести своего? Чтобы уж наверняка?
– Ну да! Понимаешь, я ведь тогда даже не знал, что он был! Инка мне только потом, после всего уже рассказала. Нет, ну нормально, да? Я, знаешь, вообще, не понимаю, вот как так можно! Ни слова, ни полслова, даже не посоветовалась, просто поставила перед фактом – вот, дескать, было, и вот, дескать, нет! Как будто меня здесь и не стояло, точно я – нечто несущественное, точно меня самого как бы тоже нет, и никогда не было,…
– Эй, не сходи с ума! Ты был, есть, и, надеюсь, какое-то время еще пробудешь. А это все, наоборот, давным-давно прошло, и закончилось, и пора бы тебе уже, наконец, забыть, и начинать жить дальше…
– Ну, на самом деле не так уж и давно. В начале этого сентября.
Мне вдруг становится трудно дышать. Потому, что я вдруг понимаю, о какой Инне идет речь. О той, чья фотография давным-давно уже исчезла с Костиной странички, и в графе «отношения» остался пустой квадрат – я терпеть не могу фотографироваться. Но если в сентябре она сказала Косте о своей беременности, то ребенок, которого я принимала у нее зимой, он… ну то есть, Лешка мой… то есть…
– Костя, – негромко говорю я. – У нас с тобой коньячка нигде не завалялось?
– Какой еще коньяк, что ты?! Нам же с тобой обоим нельзя теперь пить!
– А, затем, что я тебе сейчас такое скажу… Короче, нельзя такое на трезвую голову.
*
Коньяка не было, да он нам и не понадобился. Обошлось без истерик. Мы сидели и молча передавали друг другу последний завалявшийся в Костиной квартире косяк.
– Сюр какой-то, – изрек наконец Костя. – И ты все это время молчала?
– Вообще-то есть такое понятие – врачебная тайна. Да, я знала, что Инна раньше была твоей девушкой. Ты сам об этом объявил на весь свет по сети, ни для кого не тайна. Но ее бы вряд ли обрадовало, начни я с тобой обсуждать подробности ее личной жизни. Согласен?
– Да, но ребенок…
– До последнего получаса я и не догадывалась, да что там, у меня и в мыслях не было, что Иннин ребенок – твой. Иначе, клянусь, я давно бы уже тебе все рассказала.
– А Инка… нет, ну как же она могла! Сказать мне, что никакого ребенка нет! Ведь получается, что он тогда вполне еще был! И теперь… есть… Нет, я не верю! Это какая-то ошибка! Я сейчас же позвоню Инне, и пусть она немедленно придет сюда и все объяснит! Это ж ужас какой-то! Убить совсем уже живого ребенка! И если все так, как ты говоришь…
– Да, но имей в виду – Инна-то ведь не знает, что он жив. Родители ей ничего не сказали.
– А так разве можно?