Интегрировать свет

— Да, но эйтлих сильнее. Пожалуй, это самая сильная наша магия. Так-то мы не можем похвастаться особыми способностями творить чудеса, — иронично заметил Фаник. — Эйтлих… как бы объяснить… каждый эльфийский мужчина один раз в жизни может провести ритуал, который навеки свяжет его с любимой женщиной, и этим обрядом он отдаст ей половину своей жизни. Да, его может совершить только мужчина, и только с женщиной, которую он любит всем сердцем — и не как сестру, дочь, мать или друга. При этом женщина может быть как эльфийкой, так и человеком… или вовсе дроу.

Интересно, однако. Эльфы ведь бессмертны. И сколько будет половина от бесконечности?

— Значит, этим ритуалом пользуются, чтобы продлить жизнь своим возлюбленным, если они смертные? — предположила я.

— О, нет. К сожалению, эйтлих не замедляет старение. Так что… если его и проводят со смертными, то те предпочитают покончить с собой, прожив немногим дольше других людей.

Да, думаю, никому не хочется коротать вечность развалиной, гниющей заживо.

— И в чём тогда смысл?

— В том, что этот ритуал может вытащить женщину почти с того света. Как только ты совершаешь его, она… будто рождается заново. Эйтлих исцеляет любое проклятие и излечивает любую рану, и он позволяет тебе вернуть возлюбленную к жизни, когда все остальные средства бессильны… но только в том случае, если ты действительно её любишь и если её сердце ещё бьётся.

— То есть эйтлих совершают, если женщине грозит преждевременная гибель?

— Именно.

Всё интереснее и интереснее. Ну да, Эсфор в Хьярте нашёл свою принцессу уже мёртвой, потому и не мог спасти её; а Хьовфин, видимо, вообще был в другом месте, когда его прекрасная Льомдэлль обратилась пеплом.

Странно только, что Повелитель эльфов не спас жену восемнадцать лет назад, когда она умирала от яда…

И тут внезапное воспоминание заставило меня вскинуть голову:

— А вашу мать, — я постаралась произнести как можно деликатнее, — случайно отравили не лёмуном?

— Лёмуном, — в кивке Фаника не было ни печали, ни удивления. — И потому отец не смог ничего сделать.

Понятно. Тот самый яд, который упоминала Морти, мгновенно останавливающий сердце. И этим выбором отравитель Повелительницы отрезал жертве все шансы выжить, даже чудом. А после такого ненависть Хьовфина к тёмным вполне объяснима: если кто-то дважды лишил тебя любимой…

Однако наш таинственный интриган предусмотрел всё. Такое, пожалуй, заслуживает капельку уважения.

— И сложный ритуал?

— Отнюдь. Не нужно ни рун, ни заклятий, ни крови, одни лишь слова… хотя, наверное, эти слова и можно считать заклятием. — Фаник прикрыл глаза, прежде чем начать цитировать наизусть. — «Клянусь хранить жизнь твою, душу и сердце, пока не испущу последний вздох. Отдаю тебе моё сердце, мою душу и мою жизнь. Прими мой дар, прими меня, как я принимаю тебя. Мы едины, отныне и навсегда».

— И всё?

— И поцелуй, конечно, — лукаво закончил принц.

Поцелуй истинной любви. Естественно. Куда же без него.

Выходит, когда я говорила Восхту, что только в книжке героя может оживить волшебная сила любви — я малость погорячилась.

— Значит, ваша мать была похожа на первую возлюбленную Хьовфина? — помолчав, спросила я.

— Похожа. Даже внешне, если не считать цвета волос и глаз. И по характеру тоже. По крайней мере, так говорил дядя Эсфор: что отец при первой же встрече с мамой словно вновь обрёл свою потерянную Дэлль… и его совершенно не смутило, что мама была смертной. Уже месяц спустя он взял её в жёны.

— Судя по всему, эльфы были не слишком этому рады.

— Не слишком. Особенно дом Эльскиар. Отец ведь на тот момент был помолвлен с одной из их рода.

— Да? — я навострила уши. — И с кем же?

— А… леттэ Авэндилль. Но они обручились, когда ей было всего одиннадцать, и разорвали помолвку два года спустя. Отец изначально пошёл на неё от безысходности. Устал выслушивать от подданных намёки на то, что королевству нужен наследник. А маленькая Авэндилль, по всеобщему признанию, росла очень похожей на свою тётю.

— Ту самую Льомдэлль?

— Да. Потому все и надеялись, что она сможет излечить разбитое сердце Повелителя, — сарказм в голосе Фаника был почти неуловим. — А потом в его жизни появилась мама, и отец, недолго думая, расторг брачный договор. Зато маленькую Авэндилль сделали маминой фрейлиной.

В моих мыслях вовсю трезвонил маленький, но очень тревожный колокольчик. Отчётливо вызывая в памяти мои же собственные слова.

…возможно, какая-нибудь эльфийка мечтала убрать её с дороги и занять её место…

— Принц, — осторожно проговорила я, — а вы никогда не думали, что это Эльскиары?..

Я не решилась завершить фразу, но Фаник понял меня и так.

— Убили маму? Да, думал, — спокойно откликнулся он. — Но, если поразмыслить, это ничего бы им не дало. К тому же и дядя Эсфор, и дядя Фрайн говорили, что на том пиру никто из Эльскиаров к маме даже не приближался.

— И её фрейлина?

— Она не в счёт. Авэндилль тогда было девятнадцать. Моя ровесница. Твоя ровесница. Просто ребёнок.

— Девятнадцать — уже не ребёнок. А даже дети бывают очень жестокими.