Интегрировать свет

Фаник долго смотрел на меня; казалось, я могла видеть сомнение, всплеснувшееся на дне его зрачков.

— Но она так… мила. И у мамы была любимицей. Все говорили, что Авэндилль видела в Повелительнице вторую мать, — произнёс он потом. Медленно, будто взвешивая каждое слово. — Пойти на такое чудовищное преступление… зачем?

— А как же жажда короны?

— Их помолвку расторгли. У отца уже были наследники. У него не оставалось ни единой причины снова жениться, да к тому же на ней.

— Вот именно. У него были наследники, — повторила я. — А теперь, когда их нет?

— У отца остался брат.

— Да, но брат — это крайний случай. Правители всегда стараются оставить на престоле сына. Ведь Хьовфин когда-то решился на брак по расчёту… именно потому, что королевству был нужен наследник. И тогда наличие братьев его не остановило.

Принц промолчал.

— К тому же мне видятся в этом не столько соображения чистой выгоды, сколько эмоции. Вы правы, то убийство — чудовищное преступление, и тот, кто его совершил, здорово рисковал, причём не только своей жизнью. За убийством явно стояла скорее страсть, чем холодный расчёт. А девятнадцатилетняя девочка, которая сходит с ума от ревности, как раз могла пойти на такой безумный шаг.

— Когда отец разорвал помолвку, Авэндилль было всего тринадцать. Они с отцом толком не общались, виделись лишь на официальных приёмах. Да и после… она ничем не проявляла, что испытывает к нему какие-то особенные чувства. Не может быть, чтобы она любила его.

— Я могла бы рассказать вам историю о девочке, которая в тринадцать лет влюбилась в своего лучшего друга. И потом годами заставляла себя верить, что продолжает его любить, хотя на самом деле это было совсем не так, — отстранённо заметила я. — Девочки порой бывают… странными. А влюбиться в того, кого совсем не знаешь, ещё проще. Особенно если это прекрасный эльфийский король.

— И та девочка готова была убить ради своего друга? Соперницу? Его любимую женщину, мать его детей?

— Эта девочка — нет. Но когда мы не поделили предмет страсти с избранницей вашего дяди, она столкнула меня в реку с большой высоты, хотя я не умела плавать. А ведь я не назвала бы её плохим человеком. Однако бывают плохие люди… и плохие эльфы, думаю, тоже.

— Даже если на одну безумную секунду предположить, что это правда, Авэндилль достаточно было подождать какую-то сотню лет, и соперница устранилась бы сама собой.

— Если ей двигала страсть, она не могла ждать. Когда ты не прожил ещё и двадцати, сотня — это несколько жизней.

Эльф молчал. Долго молчал.

Потом поднялся на ноги, выпрямившись легко, словно травинка, которую перестал гнуть ветер.

— Я подумаю над твоими доводами. — Он отвернулся. Направился было к выходу, но на полпути оглянулся через плечо, посмотрев на меня с задорным прищуром. — Ты веришь в любовь с первого взгляда, Белая Ведьма?

Святые ёжики. Только не говорите, что он в меня влюбился. Всё равно никогда не поверю. Даже если обычно попаданок наделяют способностью к привороту, меня явно обделили всем, что уготовили остальным.

И нет, я не верю в любовь с первого взгляда. Только со второй шахматной партии.

Но этого я ему, конечно, не скажу.

— А к чему вопрос? — уклончиво уточнила я.

— Просто мысль интересная появилась, — его лукавой улыбкой, наверное, можно было бы растопить ледник. — Если бывает любовь с первого взгляда, то почему не быть дружбе с первого взгляда?

Вот как. Предположим, это уже больше похоже на правду.

И, пожалуй, даже взаимную — пусть мне и самой это кажется безумием.

Но этого я ему, конечно, тоже не скажу.

— Не путайте дружбу и симпатию. Дружба… истинность дружбы… её можно узнать только со временем.

— Но любовь и симпатию тоже легко спутать. И истинность любви тоже можно узнать только со временем.

Интересно, как в одном взгляде одновременно может быть столько смеха и столько серьёзности?

— Мы вообще часто называем любовью что-то другое. Можно быть прекрасными супругами и плохими любовниками. Можно быть прекрасными любовниками и плохими друзьями. А любовь должна включать в себя хотя бы два компонента, и без дружбы, без единения умов и душ, она — фальшивка, не более.

— Тем не менее мы называем это любовью: то, что можно почувствовать с первого взгляда. Тогда почему внезапную симпатию, не связанную с влечением тела, не называть дружбой?

Какое-то время мы смотрели друг на друга, и я подумала, что его глаза не цвета корицы, а цвета… чая. Чёрного, тёплого, терпкого. С чем-нибудь вкусным и ароматным, вроде шоколада — и, наверное, с той самой корицей, которая придаёт перчинку.

Всё, как я люблю.

— Знаете, я ведь помогала Лоду составить план вашего спасения. Как вызволить вас из лап наёмников. И тогда мне не было до вас никакого дела, — неожиданно выговорила я. — Вы для меня были… просто ещё одной фигуркой на доске, вот и всё. Важной фигуркой. Не более. — Я сняла очки и, глядя в сторону, задумчиво протёрла стёкла полами рубашки. — И когда мы вытащили вас из того подвала… мне было, в общем-то, всё равно, выживете вы или нет.