Интеллектуальный капитал и потенциал Республики Беларусь

На заре Нового времени, с успехами естествознания и роста производительных сил, эта оппозиция обретает двуединую формулу «естественного – искусственного». Эта тенденция кристаллизуется в преобладающем в ХVIII столетии логоцентризме – принципе, в котором отбрасывается мистическая природа космоса/человека, и провозглашается умопостигаемый логос как доступный рациональному познанию и практическому освоению. Последовательно выраженный логоцентризм порождает атеизм – «расколдовывание мира» (М. Вебер), отрицание Бога и его творения как нерациональной и избыточной версии. Отныне логос деятельности постигается во взаимоотношениях человека не с Богом, а с природой. Когда Наполеон спросил Лапласа, почему в своей теории происхождения планет он не прибег к идее Бога, ученый ответил, что не нуждался в такой гипотезе.

Таково, к примеру, существо географического детерминизма французского мыслителя Ш. Монтескье (1689–1755). В классическом труде «О духе законов» он объясняет политическую жизнь и законы стран и народов исходя из их природных и исторических условий. Согласно немецкому мыслителю И. Г. Гердеру (1744–1803), человек – это «наивысшая возможность земного устройства». Он стоит на пограничье двух царств – царства природы и царства гуманности. Различные образы жизни народов обусловлены географической средой. Но человек не только заимствует у природы, но и изменяет ее, и в результате «изменились и сами обитатели». Даже мифология каждого народа – это выражение «способа, каким народ взирал на природу».

Однако смыслообразующая переориентация на осевую взаимосвязь «человек – природа», как правило, еще не была радикальной. Хотя И. Ньютон первым заявил: «Гипотез не измышляю», в конце своей жизни он зачитывался откровениями св. Иоанна. В целом преобладала такая мировоззренческая позиция, как деизм (от лат. deus – Бог). Согласно ему, хотя Бог и существует в мире как первопричина сущего, однако после творения мироздания между ним и миром существует своеобразное «Богу – Богово, а кесарю – кесарево», в широком смысле – человеческое.

Наряду с деизмом, новую формулу отношения к миру и Богу предложил пантеизм (от греч. pan – все и theos – Бог) – учение, которое обожествляло природу и человека. «Бог, – писал Б. Спиноза, – является имманентной, а не внешней причиной всех вещей». Этим мировидением пронизан гетевский «Фауст». Зевс поэзии придает божественному характеру человека антропоморфный и вполне рациональный смысл, утверждая, что «человек – это природа, которая сознает самое себя». Сопричастность человека к Пану природы – «духу земли» означает, что «природу можно форсировать, но нельзя принудить» [Ницше 1998, с. 198].

Вопреки трезвой ориентации на поиск взаимосвязи человека с природой, эпоха «бури и натиска», становления нового экспансивного способа общественного производства требовала опоры на иной принцип – господства человека над природой. Так обрел вторую жизнь принцип античного мыслителя Протагора «Человек – мера всех вещей», оспариваемый уже Демокритом, Платоном и Аристотелем [13, c. 49].

Антропоцентризм (лат. centrum – центр) исходит из определяющей роли человека как центра, самоцели, критерия и смысла мироздания. Эта ориентация заметна и в эпоху Возрождения, но господствующей она стала в эпоху Просвещения, и особенно в Новое время. Гетевский Фауст провозгласил «Мир не был до меня и создан мною». В итоге, иронизирует Ницше, «Мы у цели, мы – сама цель, мы – венец Природы!» [Ницше 1998, c. 215]. «Очеловечить мир, т. е. чувствовать себя в нем все более и более властелином» – такова формула этого принципа, в которой нашла выражение «…гиперболическая наивность человека: полагать себя смыслом и мерой ценности вещей» [Ницше Воля… 1994, c. 41, 288].

Относясь к экосфере как к внешней и чуждой, по принципу фаустовского неограниченного активизма, человек действует как ее безоглядный властелин. Истории известны не только наивные, но и просто нелепые свидетельства таких претензий на «всемогущество». Так, персидский царь Дарий, получив сообщение, что буря разметала его армаду на Адриатике, велел бить бичами море до тех пор, пока оно не успокоится. Позднее Руссо наблюдал за аборигеном: заметив, что во время дождя в барометре изменяется уровень ртути, и, желая влаги, дикарь попросту выковырял ее часть из прибора.