Интеллектуальный капитал и потенциал Республики Беларусь

Сомнительные итоги таких триумфов и заблуждений подвел В. Розанов: «Человек не только страдает и развратен сам, он вводит растление и муку всюду, где может, во всю природу. Приноравливая к себе, он исказил самые инстинкты животных (примечание: Байрон… называет прирученных домашних животных – «развращенными»), он вымучил у них и у растений небывалые формы, принуждая их к противоестественным скрещиваниям… Он перемешал климаты, изменил все условия жизни, смесил несмешивавшееся и разделил сродненное, снял с природы лик Божий и наложил на нее свой искаженный лик. И среди всего этого разрушения сидит сам, ее властелин и мучитель, и, мучаясь, слагает поэзию о делах рук своих» [О великом… 1991, c. 122].

Говоря библейским языком, цивилизаторский принцип неограниченного активизма «взвешен на весах и найден очень легким». Но человеку понадобился, символически говоря, исход из пустыни, чтобы выявить меру наивности такого императива. Ее буквальный смысл выразил А. де Сент-Экзюпери. Его самолет был сбит в пустыне, и писатель, оставшись без глотка воды, записал в дневнике: «Не думал я, что мы в плену у источников. Не подозревал, что наша свобода так ограничена. Считается, что человек волен идти туда, куда вздумается. Считается, будто он свободен… И никто не видит, что мы на привязи у колодцев, мы привязаны, точно пуповиной, к чреву земли. Сделаешь лишний шаг – и умираешь» [Сент-Экзюпери 1994, c. 270]. Этот колокол все настойчивей звонит по нам – сомнительным «героям нашего времени», в котором лавинообразное нарастание техногенной мощи человека обратно пропорционально объему животворных «колодцев».

10.2. Понятие «экосфера». «Индейский синдром»

Недавно английские исследователи по пути к руинам города инков наблюдали «индейский синдром»: ученые рвались вперед, но индейцы-проводники не спешили. На вопрос о причинах такой неторопливости они ответили исчерпывающе: «Наши души отстают».

С полным основанием можно утверждать и о нашем отставании в постижении и тем более – решении судьбоносной проблемы «колодцев» в ныне глобальной эпопее «человек – природа». Символически говоря, не случайно первым актом после творения библейским Богом человека было дарование ему способности именовать – процедура, без которой немыслима деятельность, адекватная природе вещей. В рациональных терминах, сознание и его универсальный инструмент – язык не только отображают взаимосвязь «человек – природа», но и творят его смыслы и ориентации. Однако нередко язык оказывается в арьергарде человеческих «творений», и тогда, по Ницше, наступает «тирания» не адекватных реальности понятий.

Язык, посредством которого выражается фундаментальная проблема «человек – природа», с ее эволюцией претерпел глубокие изменения. Еще в конце ХIХ века известный естествоиспытатель Э. Геккель ввел организмическое понятие экологии (от греч. οικος – жилище, местопребывание) как науки о связях живых организмов с окружающей средой. Такая трактовка выражала внешнюю связь человека как одного из биологических видов со средой его обитания («окружающая среда») и уже в силу их такой всего лишь «рядоположенности» снимала с человека ответственность и благословляла неограниченный активизм по отношению к природе.

Между тем уже в раннем марксизме сформировалось иное, более глубокое и гуманистическое представление об этих связях. К. Маркс отмечал, что «природа неразрывно связана с самой собой, ибо человек есть часть природы. Человек живет природой. Это значит, что природа есть его тело, с которым человек должен оставаться в процессе постоянного общения, чтобы не умереть» [Маркс. Т. 42, с. 92]. Отсюда – онтологическое двуединство истории, которую «…можно рассмотреть с двух сторон, ее можно разделить на историю природы и историю людей. Однако обе эти стороны неразрывно связаны; до тех пор пока существуют люди, история природы и история людей обусловливают друг друга» [Маркс. Т. 3, c. 16].

Целостность структуры такой взаимосвязи в том, что ее ядром и смыслом является человек. Под этим углом зрения «человек есть непосредственный предмет естествознания. А природа есть непосредственный предмет науки о человеке… Естествознание включит в себя науку о человеке в такой же мере, в какой наука включит в себя естествознание. Это будет одна наука» [Маркс Т. 42, c. 124]. Синергетическую сущность такого подхода прекрасно выразил английский культурантрополог В. Латур: «Не существует «культур», так же как не существует и «природ», существуют только природы-культуры… Природа и общество являются не двумя различными полюсами, а одним и тем же продуктом последовательных состояний обществ-природ, коллективов» [Latour 1933, p. 103–104, 139].