Интеллектуальный капитал и потенциал Республики Беларусь

Как сложнейший феномен эволюции известного нам мира, человек не только содержит в себе информацию о нем в целом, но и способен плодотворно осваивать его. Нас уже, подобно Б. Паскалю, не «ужасает безмолвие этих бесконечных пространств», но осознание нашего экзистенциального одиночества подчеркивает ответственность человека за сохранение уникального феномена жизни на Земле. Лишь при этом условии «наш дом станет настоящим человеческим жилищем» [Розанов 1992, c. 202].

Концепт «экоразвитие» способен адекватно выразить не только структуру, но и динамику экосферы в единстве ее – в равной мере необходимых – коэволюционных процессов и качественных, в том числе и революционных, скачков. Их органическое сопряжение выражается общенаучным понятием оптимизации. В избранном экологическом формате оно может быть определено как направленность процесса на разрешение противоречий между реальным состоянием экосферы и вероятностными практическими возможностями достижения ее оптимума, т. е. относительного соответствия возможностям расширенного воспроизводства. Ценностно-смысловой вектор такой деятельности в том, чтобы сознательно и систематически оптимизировать экосферу в направлении, которое будет благом для внешней и внутренней природы человека, минимизацией, а в идеале – и устранением угрозы коллапса, «воскресением» природы.

В конечном счете, современная ценностно-рациональная экологическая альтернатива, в отличие от целерациональной парадигмы Просвещения, заключается в пересмотре протагоровского человека как «меры всех вещей» и распространении кантовской максимы «Человек человеку – цель» на все сущее.

10.6. Перспектива экореволюции

Возможна ли такая кардинальная альтернатива? «Когда, – вопрошал мыслитель, – мы будем вправе оприродить человека чистою, наново обретенною, наново освобожденною природою?» [Ницше 1998, c. 581]. В принципе даже то, «что невозможно, то вероятно» (Гете), но масштабы и нарастающая напряженность глобальных проблем современности обусловливают высокую степень неопределенности риска.

«Человеческая революция». Если концепт «экоразвитие» позволяет ответить на вопрос: «Что делать?», то следующий за ним вопрос: «С чего начать?» – живо напоминает мудрое суждение Достоевского о пожаре, который начинается «не на крышах, а головах». Начинать необходимо по-сократовски, с себя. Назревшую потребность в кардинальной духовной перестройке выразил А. Печчеи. С его точки зрения, уже невозможно «без конца уповать на всякого рода социетальные механизмы, на обновление и совершенствование социальной организации общества, когда на карту поставлена судьба человека, его внутренней сущности… необходимо прежде всего подумать об изменении самого человека… Только через усовершенствование самих людей – всех…, населяющих планету, – лежит в конечном счете путь к созданию лучшего мира» [Печчеи 1990, c. 14, 181, 214].

В современном мире набирает силу движение к «возврату» и обновлению космологических представлений о месте и роли человека в мире, известных сегодня как экологическое мировоззрение (от греч. oikos – дом, жилище). Разрешение противоречий между внешней и внутренней природой человека не в том, чтобы вернуться к доиндустриальному, по-своему далекому от идиллии, «единству человека с природой», а в «возврате» и обновлении ценностей и смыслов экологической деятельности, которая выражается латинской максимой: «Природу покоряют, подчиняясь ей». Сущность этой максимы в том, что если труд – отец не просто «полезных» вещей, а общественного богатства, то и природа – далеко не только потребительская стоимость, а его мать. Отрекаясь от нее, тем более – технологически насилуя ее, человек становится бессознательным Эдипом и действует «подобно скотам» (Вико). Привычная в ментальности многих народов «матушка-земля» взыскует любви и «лада» в отношениях с ней.

Из этой максимы, как из искры, возгорелось пламя замечательного феномена в культуре и цивилизации ХХ столетия – русского космизма. Уже в ХVII веке русский просветитель Н. Новиков писал: «Всякая вещь в мире есть цель всех других и средство ко всем другим… Если бы люди были бы токмо единою целию всех вещей мира сего, и притом не были бы средством оных, то были бы они подобны шмелям, которые у трудолюбивых пчел поядают мед, а сами оного не делают» [Новиков 1961, c. 186, 187].

Призыв Новикова не остался гласом вопиющего. Он был ответом на вызов европейского рационализма, точнее – его тупика в отношении к природе. Это не строгая научная школа, а скорее течение, даже умонастроение ряда блестящих философских умов – И. Киреевского, В. Соловьева, В. Розанова, Н. Федорова, П. Флоренского, Н. Лосского, Л. Гумилева, литературных гигантов Ф. Достоевского и Л. Толстого, выдающихся естествоиспытателей В. Вернадского, К. Циолковского, Д. Менделеева, И. Сеченова и многих других.