Интеллектуальный капитал и потенциал Республики Беларусь

Возрастающее соперничество между основными мировыми центрами силы и влияния в политике, экономике, военной мощи, культурно-информационной экспансии, смещается из плоскости инструментально-технологической в плоскость услуг, идей, интеллекта и информации. Несмотря на лавинообразный характер выдающихся научных и технических достижений, действующие социально-экономические и социокультурные механизмы в кратчайшие сроки воплощают эти достижения в новейших технологиях, а затем и в потребительских товарах и услугах современного общества. Более того, эти механизмы становятся все более восприимчивыми к научно-техническим новшествам, которые, в свою очередь, непрерывно генерируют импульсы дальнейших преобразований. Преобразуются же не просто внешние условия, но само содержание, сама ткань человеческого бытия. Это уже предполагает ускоренное наращивание человеческого интеллектуально-культурного потенциала и вызывает необходимость прогнозирования его качества.

Принципиально важно, что глобальные процессы и проблемы, их влияние необходимо рассматривать не как некие общие характеристики постиндустриального общества, а связывать их с национальным менталитетом, системой традиций и культурных ценностей народа. Необходимо учитывать цивилизационно-культурные особенности процессов глобализации, которая есть не только общее направление социально-экономической, научно-технической и культурной интеграции, но и усиленный рост неравенства в мире, особенно информационного, которое было бы наивно отрывать от экономического. Можно наблюдать иррациональные усилия системы по распространению и закреплению идеологии рынка, права на доход, прибыль, избыточное потребление природных ресурсов.

Производство поглощает все большие объемы энергии, труда, сырья и капитала, становится все более технологичным, но в целом разрушительность производства для окружающей среды растет, а долговечность товаров снижается. Экономический рост такого рода – это движение в один конец.

Но есть товары, увеличить выпуск которых при всем желании невозможно: это свободная земля, воздух, вода, леса, запасы рыбы в реках и морях и т. п. Когда они становятся дефицитом, уже не столь важно, какую цену за них предлагают, и их можно только перераспределить между большим числом пользователей. Если это дефицит земли – плотность застройки и высота небоскребов или объем подземных помещений, рост цен на бывшие сельскохозяйственные земли, отчуждаемые под дороги и промышленные объекты. Если это воздух и вода, то требуется утилизация имеющихся запасов. Все это утяжеляет органическую часть капитала, направляемую на производство единицы продукции, и ее стоимость растет [Горц 2009, с. 44].

На рубеже третьего тысячелетия назрели проблемы, к которым в принципе нельзя подступиться с позиций экономико-центричного «разумного эгоизма». Даже для того чтобы их просто заметить, требуется существенная реорганизация мотивационной структуры, заложенной европейским модерном

XV–XX веков. Еще в 60-е годы прошлого века ее изменения зафиксировала социология, обнаружив постэкономический сдвиг в структуре потребностей: с повышением уровня образования и культуры населения доля трат на материальные нужды падает, а расходы на постматериальные – возрастают. В аналогичном направлении меняются факторы социальной удовлетворенности. Такие показатели, как характер труда и его престижность, критерии общего качества жизни, куда входят здоровье населения, качество его питания, отдыха, культурный выбор, в условиях постиндустриального общества стали играть большую роль, нежели оплата труда и уровень жизни.

Новый постэкономический человек в чем-то сближается с доэкономическим человеком прежних эпох. Он стал бережнее относиться к традиции, оценил архетипы культуры, испытывает ностальгию по чистым природным ландшафтам. Этот сдвиг постепенно приобретает геостратегические и цивилизационные масштабы. Неожиданный экономический подъем Тихоокеанского региона, и в первую очередь «японское чудо», не поддаются стереотипным объяснениям теории прогресса. По уровню образования, квалификации, количеству патентов и технологий тихоокеанские «драконы» уступали Западной Европе и США. Но в запасе у них оказался фактор, который в парадигме Просвещения следовало бы оценить как тормоз: нерастраченная традиционность, аскетическая патриархальная мораль, коллективистская идентичность. Именно «доэкономический человек» стал подспорьем такого экономического рывка ряда азиатских стран, какого Запад не знал.