Художественно-философская мысль поэта мечтает о недоступных для обычного человека космических формах целостного слияния, бьется в поисках синкретического единства («з прыродай зліўшыся душой»
) [Багдановіч 1992, с. 62]. Определяющей идеей художественно-эстетических поисков Богдановича оставалась идея космического единства, реализуемая поэтом на всех уровнях бытия произведения. В поэтическом пространстве «Венка» происходит повсеместный, всепроникающий, и, вместе с тем, удивительный праздник-мистерия, который приобретает поистине космический размах. Все циклы сборника, начиная с первого, венчает мотив игры, сладострастия, некой перманентной природной вакханалии. Перед глазами предстает идеальное мировое бытие-праздник, начало которому дает «сумны, маркотны Лясун», который «пачынае няголасна граць». Потом эта одинокая игра постепенно наполняется многочисленными голосами и подголосками, выразимым и невыразимым, в котором все же можно и расслышать «струн вясёлых перабор» («Возера»), и распознать «лахмоцці ценяў на палянах» («Прывет табе, жыццё на волі»), заметить, как «імгла над зямлёю лажыцца, // Чорнай рызай усё пакрывае, // Пылам зор небасхіл абсявае», как «вецярок прыдарожную грушу // Ледзьве чутна варуша-калыша», как «міла бомы смяюцца ў цішы, // Ціха срэбрам грукае крыніца» («Добрай ночы, заразараніца»); увидеть, как подымается в гору «быццам дым сіняваты з кадзіла, // Рэдкі, прывідны туман», как «неба ўсю глыб ажывіўшы», выплывают «зорак дрыжачых вянкі», как зажигаются «пацеркі мілых // Жоўта-чырвоных агнёў» («Ціха па мяккай траве», как вырастают «кветкі асеннія, кветкі, ўспаённыя // Тугою, горам, слязінкамі лета» («Плакала лета, зямлю пакідаючы») и даже открывается возможность удивительным образом пережить то, что «згінула даўно», «знікла і уплыла» («Разрытая магіла»), осязаемо ощутить, как «за сцяной запявае завея, // Сумна бомамі ў полі звініць» («Ноч. Газніца гарыць, чырванее»), как колокольчики «запяваюць аб долі і волі, // Навяваюць у сэрцы спакой» («Зімовая дарога») [Багдановіч 1992, с. 52, 59, 60, 64, 67, 69, 70, 71].Богдановичевская мистерия при всем своем пестром многообразии и мнимом хаотизме имеет – должна иметь! – свой смысловой и организующий центр, который фокусирует, сводит воедино всю многочисленность и пестроту превращений, метаморфоз. И таким медиатором предстает сам Поэт. Он находится в том месте, где сходятся небо и земля. И именно принцип «зеркальной симметрии», который лежит в основе богдановичевской поэтической системы, помогает раскрыть ее направленность. Главный смысл усилий поэта, как думается, состоял в том, чтобы раскрыть, засвидетельствовать свою индивидуальность, свое предельно развитое и впечатляющее чувство субъектности, уникальности своей судьбы, неповторимости собственного духовного мира.
В белорусском литературоведении верно и, главное, основательно указано на то, что не фольклорно-стилизованные стихи «послевенкового» (от названия сборника) периода, а именно стихи с явно выраженным оттенком европеизации вошли в ценностно-смысловое «ядро» семиозиса национальной поэтической традиции. Являясь итогом продуктивного межкультурного диалога на «пограничье» культур, симптоматическим проявлением культурной интертекстуальности, творческое наследие Богдановича служит образцом суверенного философско-художественного пространства, приобретшего свои ментальные очертания в процессе творческой интерсубъективизации, аккумулирования инокультурного опыта.
14.5. К нациовозрождению: купаловским «Шляхам жыцця»