Читаем Интеллигенция в поисках идентичности. Достоевский – Толстой полностью

Поляки и евреи – две крайние точки русского антисемитизма и ксенофобии: и сознательного (Достоевский, братья Аксаковы, А.С. Суворин, К.Н. Леонтьев, В.В. Розанов), и бытового (погромы, ущемление в правах, языковое и геополитическое унижение и т. д.). И то и другое – отражение, с точки зрения наших интеллигентов и духовных лидеров, рабского положения, прежде всего, русского народа, который, видя другие рабские народы (политически, экономически, географически), испытывает ресентимент к тем, кто в аналогичных условиях сумел остаться духовно независимым (неукорененность в чужое пространство и религиозная независимость евреев; европейская образованность и культура поляков). Два совершенно разных народа (поляки и евреи) слились в «один образ врага», обостряя своим существованием ресентимент русских, которые всегда были духовными рабами своего государства и власти. Они все время «мешали» идеологам русского самосознания – интеллигенции: быть особым народом-страдальцем, богоизбранным, мыслить мифологически и бинарно, ну и, наконец, быть носителем «всемирной отзывчивости» (Достоевский). Русская духовность не могла зачеркнуть аналогичные претензии других народов быть богоизбранными, духовными, сумевших, однако, сохранить свои точечные культуры от репрессий и «великой Германии» (Европы), и «великой русской культуры».

Совместный с Германией «крестовый поход», лелеемый Достоевским, против мирового капитала (евреев-торгашей, спаивающих русский народ) и ненавистного католицизма (читай – польского или французского социализма) становится чуть ли не квинтэссенцией его «русской идеи». После явления нацизма и советского тоталитаризма слова Достоевского звучат как жуткое откровение о будущем, о котором он сам же предупреждал своих соотечественников: «Во всяком случае, одно кажется ясным, именно: мы нужны Германии даже больше, чем думаем. И нужны мы ей не для минутного политического союза, а навечно. Идея воссоединенной Германии широка, величава и смотрит в глубь веков… Она себе предназначила Западный мир Европы,… а России она оставляет Восток. Два великих народа, таким образом, предназначены изменить облик мира сего» (Достоевский, 25, 91). Эти слова являются лучшим подтверждением очевидной истины: от национализма и патриотизма[161] до нацизма и шовинизма меньше одного шага. Выводы религиозного писателя совпадают с историческим анализом «еврейской темы» у социал-демократического политика К. Каутского, доказавшего, что «к свойствам, унаследованным израильтянами и от кочевого периода, и сохранившимся дальше, следует в особенности причислить любовь и навык к торговле. <…> Торговля <…> в необычайной степени развивает национальное чувство»[162].

Гораздо точнее в своих оценках причин экономического угнетения любого народа не как национального по своей сути, а как исторического процесса был Вл. С. Соловьев, по сути, вполне по-марксистски объясняя причины и экономического расслоения наций, и склонности тех или иных народов к определенному роду деятельности. «Беда не в евреях и не в деньгах, а в господстве, всевластии денег, а это всевластие денег создано не евреями. Не евреи поставили целью всей экономической деятельности – наживу и обогащение, не евреи отделили экономическую область от религиозно-нравственной. Просвещенная Европа установила в социальной экономии безбожные и бесчеловечные принципы, а потом пеняет на евреев за то, что они следуют этим принципам»[163]. Вл. С. Соловьев подошел к экономическому обоснованию глубинных диалектических противоречий капитализма, принципиально внеэтнических и внерелигиозных, хотя сути этих процессов, связанных с историей капитала, он уловить не смог.

Любопытно сопоставить высказанные выше идеи с позицией Толстого о связи евреев и капитала. Приведем одно высказывание, которое внешне так похоже на Достоевского: «Разгром этот (речь о русско-японской войне – С.К.) начался давно: в борьбе денежной, в борьбе успеха и так называемой научной и художественной деятельности, в которой евреи нехристиане побили всех христиан, вызвав к себе всеобщую зависть и ненависть» (Толстой, 55, 147). Нюанс, однако, в том, что для Толстого все происходящее в мире – не дело рук евреев или реализация их национальной особенности. Здесь главным врагом является сама цивилизация, поменявшая ценностные ориентиры в сознании многих народов, которые по многовековой привычке продолжали обвинять евреев в своих бедах, оказались неспособны мыслить по существу, выйти за рамки национальной ограниченности и зависти к более «успешным», с их точки зрения, соседям.

Перейти на страницу:

Похожие книги

60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное