Интеллигенция в поисках идентичности. Достоевский – Толстой

В 1858 г. в журнале «Русский мир» вышла его первая статья «Письма об органической жизни», благодаря которой Страхов чрезвычайно близко сошелся с Ап. А. Григорьевым – создателем теории органической критики и соратником братьев Достоевских. С 1860 г. Страхов (журнальный псевдоним Косица) тесно сотрудничал с братьями Достоевскими в создании «журнала русской идеи» (почвенничества) – «Времени» (1861–1863 гг.), поставившего целью «примирение последователей реформы Петра с началом народности». Публикация его статьи «Роковой вопрос» (по польской проблеме) стала причиной закрытия журнала. В 1864–1865 гг. вместо закрытого издавался журнал «Эпоха», в котором он также трудился в качестве редактора.

Многие годы он жил в крайней нужде, «на подножном корму» по собственному выражению, подразумевая под этим занятия переводами с нескольких языков. Самые известные: «История новой философии» К. Фишера, «Об уме и познании» И. Тена, «Жизнь птиц» А. Брема, «История материализма» Ф. Ланге.

В середине 60-х вернулся в журналистику: работал в «Отечественных записках» (1867 г.); «Журнале Министерства народного просвещения» (1869 г.); был основателем и редактором журнала «Заря» (1870–1872 гг.). В 1873 г. стал библиотекарем Публичной библиотеки в Санкт-Петербурге по юридическому отделению. С 1874 года до смерти состоял членом ученого комитета Министерства народного просвещения.

Страхова отличали огромная эрудиция, особое критическое чутье в сочетании с деликатностью и «сопереживанием» чужой идее, «мягкое, но многомысленное слово» (И.С. Аксаков). За свою способность проникать в чужие идеи получил «звание» «всепонимающего философа» (Ап. А. Григорьев), а также статус первого литературного критика России, но одновременно был уничижительно объявлен «тенью» своих великих друзей: Достоевского, Толстого, А.А. Фета, Н.Я. Данилевского, В.В. Розанова и др. Недооценка Страхова-философа в том, что он не имел активной (революционной или религиозной) позиции, «не выбрасывал знамена», не навязывал своих идей обществу, то есть в его принципиальной интеллектуальной «антипартийности». Стоит сказать, что многим в нем не хватало и полета мыслей, нестрогой фантазии, религиозных или иных систем, которыми были переполнены статьи того времени.

Его философские труды, публицистика и литературная критика, многолетняя переписка с Толстым, Достоевским, И.С. Аксаковым, А.А. Фетом, В.В. Розановым обнажают незаурядный ум «светлого рационалиста» (Н.Я. Грот), глубокого ценителя и знатока европейской философии и русской культуры, уникального собеседника. Мыслитель тонкий и глубокий, он умело примирял самые разные позиции, не высказываясь категорично ни по какому вопросу. Но как политический мыслитель Страхов всегда был приверженцем славянофильства.

Из собственно философских произведений можно назвать «Мир как целое» (1873 г.) (отдельными статьями книга выходила на протяжении 50 – 60-х гг.), «Борьба с Западом в нашей литературе» (1881 г.), «О вечных истинах (мой спор о спиритизме)» (1887 г.), «Об основных понятиях психологии и физиологии» (1886 г.). Основным философским делом считал поиск методологического «обоснования нового типа рациональности, стержнем которого является акт понимания, …в первую очередь самого себя» (Н.П. Ильин). Среди всеобщего тождества материализма, эмпиризма, нигилизма и позитивизма выступал как диалектик-рационалист; среди всеобщего стремления видеть мир как науку подошел к нему эстетически, признавал науку элементом целого – жизни. Позже обнажил границы естественных наук, за пределами которых находится человеческое как таковое, главные ценности: Бог, совесть, «наше счастье и достоинство». Антропологический поворот XX в. был во многом предугадан в его «Мире как целом».

Историко-культурно-экзистенциальный диалог Н.Н. Страхова с двумя великими современниками, Толстым и Достоевским, рассмотрен нами как метатекст описания переходной эпохи, к которой все трое оказались причастны и специфику которой мы отмечали ранее. Речь идет о периоде «кризиса логоцентризма», для которого характерна критика европейского рационализма, как следствие кризиса всей классической (средневековой) системы религиозных ценностей. Она стала всеобъемлющей в русской мысли от славянофилов и фактически до окончания эпохи религиозно-философского Ренессанса в 20-е годы XX века. Русская мысль 70-х – 90-х годов оказалась в пограничной зоне одновременного общения различных исторически определенных форм разумения, то есть в ситуации рождения новой «диалогики»[170].