Интеллигенция в поисках идентичности. Достоевский – Толстой

В тоже время Толстой всегда был убежден, что «Бог не в храмах, не в изображениях, не в словах, не в таинствах, не в делах человеческих, а в человеке, в самом человеке…» (Толстой, 57, 145). Главное для любого человека – чувства Бога, веры, любви, практической жизни не для себя – вот подлинная основа субъективного мира переживаний, позволяющая преодолеть свою личность, смертность, экзистенциальные страхи, например, смерти, чувства одиночества и стать частью Всего, общей жизни, заряженной любовным и деятельным отношением к миру. «До тех пор, пока мы чувствуем свое «я», мы ограничены, себялюбивы, пленники; когда же мы в согласии с жизнью мира отзываемся на голос Бога, наше «я» исчезает» (Толстой, 41, 462).

Так субъективное перетекает во всеобщее, является необходимой предпосылкой веры и в тоже время становится излишним при открытии в себе и во всем мире Бога Живого. «Как только я, сознаю себя, так нет ни зла, ни смерти, ничего, кроме радости» (Толстой, 58, 108).

В пользу этого говорит и попытка Толстого представить христианство как практическое учение, следование делу и заповедям Христа, а не голому и абсолютно безжизненному, как ему казалось, догматизму официальной церкви. Толстой-философ отвергает все церковные представления о душе, бессмертии, загробном мире, воскресении. Эти, и подобные им, состояния человек способен испытать только в «живой жизни», «здесь и сейчас», в каждый бесконечно малый момент жизни «по-божески», то есть подлинно по-человечески, когда живем не для себя, любим не себя, искренне совершаем нравственные поступки в соответствии с верой и знанием лучшего. Это и есть жизнь по Христу, доступная каждому человеку, делающая его подлинно бессмертным и свободным в духе.

При этом Толстой стремится к органическому единству разума и веры, пытаясь все неясное и необъяснимое сделать понятным, выводом свободного разума. Так его философия становится практическим учением (толстовством), соединившим ряд рациональных и мистических – религиозно-этических посылок, став жизненной верой (И. Паперно) – жизнью по Христу. Он не нашел позитивного места церкви в своем учении, ему также не нашлось места в ней.

Таким образом, толстовскую философию можно представить, как уникальное переходное учение от европейского Просвещения, к антиметафизической философии жизни, не сводимой ни к какому определённому направлению, хотя и максимально приближающей нас к экзистенциализму XX века. Если для просветителей главным вопросом было кантовское: «что я могу знать», чтобы быть свободным, то для Толстого самый важный и стержневой вопрос жизни – «как спасти душу» – то есть познать истинную жизнь в себе как смысл в вере. «Так что, кроме разумного знания, которое мне прежде представлялось единственным, я был неизбежно приведен к признанию того, что у всего живущего человечества есть еще какое-то другое знание, неразумное – вера, дающая возможность жить. <…> (Толстой, 23, 27–28;).

Часть IV Социально-религиозное учение, художественный взгляд и жизненная позиция Л.Н. Толстого Предчувствие XX века

4.1. Л.Н. Толстой в оптике интеллигентского восприятия

Если в части обожествления народа Достоевский вполне мог стать соратником Толстого, то в части определения «источников зла» (например, интеллигенции) – они антиподы. Толстой никогда не преувеличивал значения интеллигенции; однако причину зла, в отличие от Достоевского, видел вовсе не в ней, а в самой цивилизации, прогрессе, идеологических манипуляциях сознанием, поощряемыми и развиваемыми государством и его институциями – церковью, искусством, наукой.

Многие из его современников – и либеральная, и радикальная интеллигенция, и философы определенных направлений – попадали в капкан позитивистской методологии экономического детерминизма, считая внешние изменения причиной внутренних преобразований. Не «базис», как известно, определяет «сознание», но наоборот, внутренняя работа исключительно духовного порядка способна выработать из человека личность. Только этот путь ведет к свободе. Эти идеи легли и в основание социальных идей Толстого. «Отсутствие временных прожектов характерно и для общественно-политических представлений Толстого. <….> Единственный путь изменения общества – изменение личности, духовное преображение личности»[229].

Никогда Толстой не сводил вопросы о сути патриотизма, национальной природы, религии, искусства, противостояния интеллигенции – народа – власти лишь к конкретным примерам: евреям, русским, революционерам или поведению немецкой, русской или французской властей.