Интеллигенция в поисках идентичности. Достоевский – Толстой

Практически все направления интеллигенции конца первого десятилетия XX века находились под «знаком Толстого». Религиозная философия была одним из интеллигентских направлений, активно создававших «антиномичный» образ Толстого[236]. Д.С. Мережковский[237] усмотрел в нем «нигилиста 60-х», несмотря на совершенную неопределенность этого понятия в тогдашней (да и в сегодняшней литературе)[238]. Лев Шестов сблизил его этику с ницшеанской, а Н.А. Бердяев назвал его типично русским человеком, описав в свойственной ему бинарной оптике главные черты толстовского мышления и мировоззрения[239].

Напротив, С.Л. Франк (отношение которого к Толстому также многократно менялось за два десятилетия), опровергая подобную стереотипи-зацию восприятия писателя, представил другую – духовную – сторону толстовского образа в статье с характерным названием: «Лев Толстой и русская интеллигенция» (1908). В ней он заметил, что «Толстому суждено жить в духовном одиночестве», несмотря на тесную связь его идей (например, его морализм) с интеллигентскими. «Эта причина лежит, как мне кажется, в невосприимчивости современной интеллигенции к религиозному чувству и религиозному отношению к жизни»[240]. С.Л. Франк прекрасно уловил несоответствие мировоззренческих идей Толстого интеллигентским установкам на политически-общественное или абстрактно-религиозное миропонимание; их неспособность понять подлинную сущность его учения; указал на бесконечную политизацию религиозных и философских идей Толстого; склонность к мифологизации его личности.

В таком же ключе высказался В. Анизимов в большой газетной заметке «Три лика Толстого». Три лика на самом деле оказались номинациями педагогической, военной и бюрократической интеллигенции, которая всегда «ставила двойки Толстому» за «неспособность» к учебе, военному искусству, отсутствие правосознания. «И сколько змеиных жал, клокочущей ярости, снисходительных вразумлений и поучений пришлось ему воспринять от всероссийской интеллигенции, только ныне, наконец, почтительно склонившейся перед своим мировым украшением и вождем»[241].

О мифологизации образа Толстого в свое время написал Н.Н. Страхов в статье «Толки о Толстом» (1891). Он раньше многих заметил непонимание обществом сути духовно-нравственного переворота писателя и спекулятивное выдумывание «своего» Толстого. Достаточно просмотреть периодику 1908–1910 годов, чтобы увидеть, из какого «сора» был соткан образ Толстого, сколько фальши, пиара, самопрезентаций происходило при использовании его имени. Приведем фрагмент характерной заметки толков в описании внешности Толстого «очевидцами»: «Все описывающие Л. Н.-ча, большей частью самым жестоким образом диссонируют в своих показаниях. Нечего говорить о таких частностях, как глаза, оттенки голоса и т. д. По одним у него серые глаза, по другим – голубые. <…> Глаза у Толстого не серые и не голубые, а светло-синие, по экспертизе таких осведомленных людей, как, например, П. Сергиенко, своего рода официозного биографа Л. Н-ча»[242].

Что уж предъявлять требования к современным писателям. Жаль только, что их фантазии не ограничены лишь внешностью. Любопытны постмодернистские аллюзии В.О. Пелевина; критику и недоумение вызывают сочинения П.В. Басинского, сделавшего Толстого героем своих идеологизированных и популистских текстов[243]. Философы по-прежнему делятся на толстовцев и достоевсковедов, позволяя себе откровенную брань и мифотворчество в аргументации.

Одним словом, его любили не за то, не замечая подлинной боли страдающего сердца. Частично приведенные оценки С.Л. Франка подтверждает В.Г. Короленко в статье «Великий пилигрим». Он вспоминал о том, как в ссылке в Иркутске, куда он был сослан в 1884 году, ссыльные народовольцы 70-х с жадностью интересовались идеями Толстого начала 80-х. Узнав, что вместо революционной борьбы и культа крестьянского опрощения он проповедует новое христианство – «непротивление злу насилием» – были разочарованы и охладели к нему. Его роль проповедника и учителя многим претила, казалась надуманной и лживой, став поводом для многочисленных анекдотов и побасенок[244].