Интеллигенция в поисках идентичности. Достоевский – Толстой

Стоит возразить В.Г. Короленко и В.И. Ленину. Совершенно очевидно, что Толстой, действительно, будучи апологетом крестьянской общины, народной жизни, очень хорошо знал и город, и положение люмпен-пролетариата; особенно в поздний период жизни, когда он не понаслышке познакомился с ужасными условиями жизни городской бедноты, буднями обитателей трущоб и ночлежек Москвы. Он искал вполне практические пути победы над нищетой и уничижением человека в невыносимых условиях буржуазной жизни, а не только проповедовал непротивление.

Всем известны его выдающиеся работы: «Не могу молчать», «Так что же нам делать», «Пора опомниться», «Пора понять», «Как освободиться рабочему народу» (не говоря о художественном шедевре, романе «Воскресение»), наполненные пафосом протеста и борьбы за общественные идеалы. К юношеству, студенческой, то есть той самой разночинной молодежи, о которой писал В.Г. Короленко, были обращены многочисленные статьи и письма Толстого: «Верьте себе», «Любите друг друга», «Письмо студенту о праве», «Студенческое движение» и др.[269]; его позиция была продуманной и цельной.

Не используя экономической терминологии, Толстой неплохо разобрался в истинных причинах капиталистического неравенства. Об этом определенно высказался В.Ф. Асмус: «Толстовский протест против культуры и прогресса – не блажь чудака и не примитивное слепое отрицание. В протесте этом отразилась оценка чрезвычайно важной черты русского капитализма, выраставшего в рамках крепостничества, чудовищной неравномерности в распределении культурных завоеваний и достижений, которые действительно оставались недоступными большинству – в то время как все отрицательные следствия развития капитализма внедрялись в жизнь народа с угрожающей быстротой и казались народу, не знавшему действительного средства избавления от зла, непреоборимыми»[270].

К теме интеллигенции (скорее, ее революционного крыла) Толстой обратился довольно поздно. Как отметил Я.С. Лурье, начиная с 80-х годов, Толстой стал смотреть на власть с позиции ее противников – революционеров. Безусловно, его собственная была противоположной революционной. «Спор с ними он вел не только с нравственных позиций, отрицая сопротивление злу насилием, но и на основе своих представлений об историческом процессе. С одной стороны, он не верил в то, что “одни люди должны и могут устраивать жизнь других людей”, и предсказывал, что представители “нового правительства”, созданного революцией, могут захватить “львиную долю” власти и богатства, а с другой – сомневался в успехе самой революции. Он утверждал, что нет “ни малейшего вероятия” в победе революционеров над царским строем (36, 149, 158)»[271].

Юбилей вскрыл весьма существенный вопрос. Что же общего между интеллигенцией – правой и левой и Толстым? Ответ отрицательный. Не будем специально затрагивать тему отношения Толстого к либеральной интеллигенции; отошлем читателя к его знаменитому «Письму к либералам (А.М. Калмыковой)» (1896).

Любопытнее его позиция по отношению к революционерам. К ним Толстой был настроен позитивнее, чем к власти и даже либералам, хотя и не принимал насильственного пафоса их борьбы. Он считал, что их положительные качества были связаны с бескорыстным служением народу, отрицательные – с теми насильственными методами, которые максимально сближают их с ненавистной властью. Но и в этом виновато государство, которое учит лишь самому худшему. Толстой был упрямым противником любимого аргумента власти и обывателей: не мы начали; мы защищаем/ся, а это значит – необходимо нападать, убивать, вешать, сажать в тюрьмы, затыкать рты. Эти аргументы неприемлемы ни для власти, ни для революционеров. Но последние «лучше» хотя бы потому, что не изображают собой христиан, не прикрываются идеологией лжи (Толстой, 37, 83–92).