Интересный пациент

И тут я вспомнил такую историю: за день до моего злополучного полета на самолете МЧС я снимал рядом с пожарами, и там в большом количестве толкались зеваки. Среди них был парень, явно моложе меня, на протезе. Он совершенно не выглядел несчастным и вообще не походил на инвалида. Все время бегал туда-сюда, давал советы, одет был в шорты и вообще никак своего состояния не стеснялся. Я как-то даже успел подумать, а как бы я жил с такой проблемой, но потом работа отвлекла. И вот возможность проверить у меня появилась.

После очередной консультации доктор Сухер выдал мне направление, велел пройти еще пару малозначащих проверок. Я позвонил в отделение, назначил дату и стал жить. Помню, в те последние две недели я очень много ходил. Хотелось как-то запомнить это ощущение, как вообще передвигаются на двух ногах. Навестили друзья, жарили шашлык, пили вино, разговаривали, и все старательно обходили тему будущей операции. Перефразируя известную поговорку – «Перед ампутацией не находишься!»

За сутки я явился в отделение. Оформил все документы, меня осмотрел врач, взял еще раз анализ крови. Потом нарисовал на ноге стрелочки и крупными буквами, несмываемым маркером надпись: BKA (below knee amputation[3]). Оказывается, года за три до описываемых событий, в одной из больниц случилась кошмарная история. Пациенту вместо больной ноги ампутировали здоровую. Что-то перепутали или не с той стороны подошли к столу, но факт остается фактом. Потом пришлось, разумеется, отрезать и больную. Больница выплатила В ДОСУДЕБНОМ ПОРЯДКЕ гигантскую компенсацию, размер которой до сих пор засекречен решением суда. С тех пор за этими вещами следят очень внимательно. Поэтому за сутки мне всю ногу изрисовали стрелочками, надписями и каждый, буквально КАЖДЫЙ раз, когда меня осматривали врач или медсестра, спрашивали: «Какую ногу будут ампутировать?»

Последний из врачей, осматривавший меня уже вечером, снова намалевал на ноге очередную стрелочку, пожелал успеха, а потом неожиданно сделал подарок: отпустил домой ночевать. «Чего тебе тут спать, – сказал он. – Иди домой, поешь чего-нибудь вкусного, все равно потом голодать до операции. И вообще, дома, как известно, и стены помогают!» Подарок был королевский, особенно если учесть, как я ненавидел больницы и все, что с ними связано. Вечер я провел с семьей, возился с детьми, разговаривал с Аленой, потом выспался и утром, как велели, приехал в больницу.

Там все было привычно. Забрали на хранение ценные вещи, переодели в операционный халат, дали подписать бумаги, предупреждающие о рисках. И еще одну форму, подписывая которую, я разрешал забрать отрезанную ногу на исследование. По нормам иудаизма человека надо хоронить целиком. Если даже что-то ампутируют, то эту «часть тела» держат в специальном холодильнике до смерти, потом кладут в могилу вместе с обладателем. Но мне было все равно, я форму подписал. Потом пришел медбрат с каталкой. Я все уговаривал его дать мне дойти до операционной своими ногами, но он ни в какую не соглашался. Не положено – и все тут. Так что последние минуты обладания своей правой ногой я катился по больничным коридорам. В операционной меня уже дожидался доктор Сухер со своими подручными. Осмотрел, еще раз спросил, какая нога, потом я долго беседовал с анестезиологом, который все выяснял про аллергию и непереносимость разных лекарств. Опять подошел Сухер, потрогал ногу, повздыхал: «Какая работа пропадает!» Это он имел в виду первую операцию. Меня переложили на стол, опять привязали ремнями (хорошо зафиксированный больной в наркозе не нуждается, помните?) и положили на лицо маску. Отключился я не сразу. Сначала почувствовал, как профессор потрогал ЛЕВУЮ ногу, спросил: эту ампутируем? И увидев, как я начал извиваться на столе, похлопал меня по бедру: «Шучу, шучу».