Интересный пациент

В себя я пришел в послеоперационном зале. Ощущения были знакомые: сознание возвращалось с трудом, все плыло и троилось. Ужасно болела нога, нет, не нога, а прооперированное место. Операция в этот раз прошла куда быстрее, чем в первый раз, но отходил от наркоза я очень тяжело и долго. Ощущения физические были настолько ужасными, что моральное состояние отошло на второй план. Мне без конца лили обезболивающие, но даже самые сильные препараты не помогали. В ногу постоянно шел какой-то бешеный поток импульсов, она болела, стреляла, ныла, я метался на кровати. Бредовая ночь сменилась не менее кошмарным днем, потом опять. Вдруг поднялась температура, врачи встревожились, притащили жуткого вида машинку, похожую на циркулярную пилу-«болгарку», разрезали гипс, осмотрели культю, но убедившись, что заживает нормально, залепили все обратно. Через пару дней боли поутихли и, хотя нога вела себя странно, это было вполне терпимо. Мне выдали костыли, заставили ходить по отделению. Это было как минимум странно – я и раньше передвигался с помощью костылей, но эта нога при этом наличествовала, и было как-то проще. Как минимум от осознания, что вторая конечность есть. Теперь же не отпускало ощущение, что чего-то не хватает, и я ужасно боялся упасть. Культя в гипсе тянула набок, костыли разъезжались. Короче, всю свою мобильность я утратил совершенно.

ОТСТУПЛЕНИЕ (лирическое): Ненавижу, вот искренне НЕНАВИЖУ, людей, которые не ценят мобильность. Лежат на диване, ленятся пройти лишние сто шагов, чтобы прогуляться до соседнего магазина. Лекарство от этого простое, но, что называется, врагу не пожелаешь. Как человек, проведший месяцы в гипсе и на костылях, я вдруг оценил, какое это счастье. Просто встать и сходить на кухню за стаканом воды. Свои ноги начинаешь ценить, когда простой поход в туалет превращается в спецоперацию.

Через пару дней после операции прилетели из Москвы родители. Когда они вошли в палату, папа, человек очень сдержанный, подошел к кровати, сделал попытку меня обнять, потом расплакался и ушел в коридор. Это официально – единственный раз в жизни, когда я видел своего отца плачущим.

В конце концов, мой организм, тогда еще молодой и относительно здоровый, последствия операции переварил. Температура прошла, отек спал, и я стремительно пошел на поправку. Ко мне зачастили врачи, все писали какие-то бумаги, однажды даже привели студентов. Те долго меня расспрашивали, каждый раз извиняясь и каждый раз изумляясь, что я улыбаюсь. А я действительно улыбался. Потому что в тот момент я сделал выбор и решил – ЖИТЬ. НЕ быть инвалидом, НЕ страдать по «утраченным» возможностям, а жить. Жить как нормальный человек. Психологи говорят, что, по их понятиям, норма – это работать и любить. То есть функционировать и чувствовать. Я любил и меня любили, с этой стороны все было в порядке. Надо было только вернуться к работе.

Глава одиннадцатая Мобильность

«…Это когда тебе год, походил, покачался на нетвердых ножках, упал, встал. И все на рефлексах и инстинктах, как у зверей. А тут таскаешь за собой груз прожитых лет и знаний, многолетнюю привычку ходить, чему научился в глубоком детстве, тебя шатает из стороны в сторону, и одна мысль в голове, как бы не грохнуться, вот будет позорище…»

В Израиле, когда подаешь на инвалидность в Институт национального страхования, отдел, который занимается такими, как я, называется «Отдел мобильности». Само это ведомство у любого израильтянина вызовет приступ изжоги, а у тех, кто имел с ним дело – сердечный приступ. Что любопытно, отдел мобильности занимается как раз теми, у кого эта самая мобильность или отсутствует, или сильно ограничена. Платят пособия, оплачивают разные средства передвижения, вроде колясок. Вообще, вся система финансирования больных крайне запутана и сложна, но все же функционирует. В моем случае протез оплачивает Министерство здравоохранения.