Иоанн Безземельный, Эдуард Третий и Ричард Второй глазами Шекспира

Интересный пассаж. Омерля совсем недавно публично обвинили в том, что он лично отправил убийц в Кале, дабы лишить жизни Томаса Вудстока, герцога Глостера. С него должны были взять подписку о невыезде и впоследствии пригласить в суд. Омерль всегда был предан Ричарду. Так зачем Болингброку такой друг? Почему он так снисходителен к возможному убийце своего родного дядюшки Томаса?

– Можно я запру дверь на ключ, чтобы сюда никто не вошел, пока я все не расскажу?

– Ну запри, если так хочется, – разрешает Болингброк.

Омерль запирает дверь на ключ.

Йорк и Омерль. Художник Henry Courtney Selous, гравер R. S. Marriott, 1860-е.

Н-да, немногого стоят дворянские клятвы. «Пускай врастут мои колени в землю, пускай прилипнет к нёбу мой язык, коль поднимусь или заговорю, не получив от короля прощенья». А сам и заговорил, и на ноги встал, чтобы запереть дверь.

Насчет двери Омерль подсуетился вовремя, потому что за сценой раздается голос Йорка:

– Откройте! Государь, осторожнее, перед вами изменник!

Болингброк реагирует мгновенно: обнажает меч и говорит Омерлю:

– Ах ты злодей! Сейчас я тебе устрою!

– Не надо, ваше величество, я для вас не опасен.

А Йорк все продолжает орать за дверью:

– Беспечный легковерный король, открывай! Иначе дверь выломаю!

Болингброк отпирает дверь. ВходитЙорк.

– Ну, что случилось, дядя? Отдышись и спокойно объясни, где и в чем опасность, чтобы я мог своевременно принять меры.

Йорк подает ему бумагу, которую выцарапал у сына.

– Прочти сам, здесь все написано. Я так спешил, что уже нет сил рассказывать об измене.

Ну, ясное дело: пожилой человек, бежал быстро, теперь у него одышка.

– Ваше величество, – вмешивается Омерль, – не забудьте о своем обещании простить меня. Я же раскаялся! Так что считайте, будто в этой бумаге моей подписи нет.

– Ложь! – взрывается Йорк. – Ты изменник! Я эту бумагу у тебя из-за пазухи вырвал! Ваше величество, мой сын здесь кается не потому, что любит вас, а от страха. Не щадите его. Если проявите к нему снисхождение, то пригреете змею на груди.

Вот она какая, отцовская любовь…

Болингброк читает документ.

– Что? Заговор? Какая подлость! Дядя Йорк, ты честный человек, чистый душой, преданный, а твой сын – злодей! В тебе так много хорошего, а в нем – плохого, но за твою верность и честность я готов простить грехи твоего сына.

Но Йорка это не устраивает. Похоже, он хочет сыночка укатать по полной.

– Как?! Мои добродетели это плата за его предательство? Нет, так не пойдет, стыд и честь рядом не лежат, позор сына – это смерть для отцовской чести. Измену следует покарать мечом, иначе верность вообще не имеет ни смысла, ни цены.

А вот и герцогиня подоспела, уже кричит за сценой:

– Где король? Впустите меня, ради бога!

– Кто там еще кричит? – морщится Болингброк.

Из-за двери доносится:

– Я тетка короля! Проявите сострадание, откройте дверь! Считайте, что я нищенка, которая просит подаяния.

Все это уже напоминает плохую комедию, и Генрих Болингброк усмехается:

– Трагедия окончилась, – и вот,
«Король и Нищенка» у нас идет.

То есть Болингброк получается не только вежливым и выдержанным, но и обладает чувством юмора. Учтем.

– Впустите свою мать, – говорит он Омерлю. – Она, поди, примчалась вымаливать прощение за вашу измену.

Но Йорк пока еще непреклонен:

– Кто бы тебя ни умолял – не прощай, король, иначе породишь новые преступления. Больной орган нужно удалять без колебаний, пока зараза не распространилась на все тело.

Входитгерцогиня.

– Не слушайте его, ваше величество! Он так жесток, что готов родного сына отдать на растерзание.

– Ты сошла с ума! – возмущается Йорк. – Ты собралась защищать изменника?

Герцогиня становится на колени и начинает умолять мужа и Болингброка смягчиться и простить Омерля. Болингброк велит ей встать, но герцогиня упорствует:

– Нет, не встану с колен и буду продолжать умолять, рыдать и плакать, пока ты не простишь вину моему заблудшему сыну.

Омерль тоже становится на колени рядом с матерью и присоединяется к мольбам о милосердии. А вот Йорк… Ну что, он тоже встает на колени, только просьба у него совсем иная.

– Откажи им, король, иначе будешь потом жалеть.

Герцогиня продолжает гнуть свою линию, мол, Йорк злой и плохой, в нем нет жалости, мы умоляем тебя от всего сердца, а он – только от ума. Болингброк еще раз велит ей встать, но мать Омерля твердо решила не отступаться, пока не спасет деточку и не выпросит для него прощение.

– Скажите ей Pardonnez-moi, ваше величество, – презрительно бросает Йорк.