Иоанн Безземельный, Эдуард Третий и Ричард Второй глазами Шекспира

Вот какой у нас герцог Йорк, оказывается. В противостоянии двоих племянников не смог разобраться в своих чувствах, мямлил, метался, страдал, хотел угодить и тому и другому. А как дело коснулось родного сына – ни минуты сомнений, сплошная яростная решимость сдать негодяя властям, вскрыть заговор. Очистить себя от подозрений в причастности и выглядеть святее Папы Римского. Заодно и перед новым королем прогнуться. Интересная личность!

Герцогиня же, ранее выглядевшая туповатой дурочкой, проявляет себя находчивой и разбирающейся в психологии властных элит. Когда муж уходит, она говорит Омерлю:

– Давай за ним! Возьми одну из его лошадей и мчись к королю, постарайся его обогнать. Признайся во всем и вымаливай прощение, пока отец тебя не обвинил. Я поеду следом за тобой. Хоть я и старая уже, но верхом езжу хорошо, отец не намного меня опередит. Встану перед Болингброком на колени и не поднимусь, пока он тебя не простит. Спеши!

Уходят.

Сцена 3

Уиндзор. Зал во дворце

ВходитБолингброкв королевском одеянии,Персии другие лорды.

Первый вопрос, который задает вошедший Болингброк, – о своем сыне. Прежде чем двинемся дальше по тексту, нужно разобраться с этим сыном, потому что мы его встретим в двух пьесах о Генрихе Четвертом и в одной пьесе о Генрихе Пятом, где он будет главным героем.

Итак, речь идет о Генрихе Монмуте, старшем из выживших сыновей Генриха Болингброка. Родился он то ли в августе, то ли в сентябре 1386 года (по другим данным – 1387) в замке Монмут, отсюда и вторая часть имени. К моменту описываемых событий ему должно быть 12–13 лет, но у Шекспира он явно постарше. Когда мальчику было шесть-семь лет, умерла его мать, отец же постоянно был в разъездах и сыном вообще не занимался. Изгнание Болингброка на судьбе ребенка особо не сказалось, король Ричард Второй был благосклонен к племяннику, сыну своего опального кузена, и даже выделил деньги на содержание бедного сиротки. Когда до короля дошли известия о том, что Болингброк вернулся в Англию, Монмут постарался убедить монарха в том, что он тут совершенно ни при чем. Правдой это было или нет – не известно нам, не известно было и Ричарду, поэтому он от греха подальше решил упрятать парня в замок в Ирландии в качестве заложника. На всякий случай. Так написано в Википедии, но этот источник не всегда надежен. Мне, например, слабо верится, что мальчик 12 лет сильно озаботится очищением своей репутации и станет в чем-то эдаком убеждать правящего монарха. А вот в то, что Ричард позаботился о содержании родственника, могу поверить, как и в то, что паренька отправили в Ирландию. Шекспировский Болингброк на протяжении всей пьесы об этой истории не упоминал и выглядел персонажем, который нимало не озабочен судьбой собственного сына, томящегося в заключении.

Однако ж вот теперь, надев корону, вспомнил.

– Кто знает, где мой беспутный сын? Я его уже три месяца не видел. Наказанье господне, а не ребенок! Милорды, найдите его, ищите по кабакам, говорят, он там днюет и ночует, тусуется со своими друзьями-головорезами, которые по ночам грабят честных людей в темных переулках. Этот безмозглый избалованный юнец, мой сынок, считает для себя великой честью кормить весь этот сброд.

Уффф! Конечно, в те времена мальчики взрослели куда раньше, чем нынче, и в 12 лет уже и воевали, и в советах заседали, а в 13 женились и даже становились отцами. Так что примем пока на веру: Генриху Монмуту 12–13 лет, и в эти юные годы он бражничал в кабаках и водил дружбу с сомнительными элементами. Даже если так оно и было на самом деле, то, наверное, попозже. Но вообще-то никаких документальных свидетельств того, что Монмут вел подобный образ жизни, не сохранилось.

– Ваше величество, я на днях встречался с вашим сыном, рассказывал ему об оксфордских турнирах, – говорит Генри Перси Горячая Шпора, сын Нортемберленда.

– И что тебе ответил этот шалопай?

– Сказал, что пойдет в публичный дом, возьмет перчатку у самой последней шлюхи, прицепит ее на шлем как знак прекрасной дамы, примет участие в турнире и всех победит.

– В нем удали столько же, сколько беспутства, – вздыхает Болингброк. – Но все-таки просматриваются проблески чего-то приличного. Есть надежда, что он поумнеет, когда повзрослеет.

Вбегает Омерль.

– Где государь? – спрашивает он.

– Да что это с тобой, кузен? – удивляется Болингброк. – За тобой словно стая волков гналась.

– Ваше величество, можно мне побеседовать с вами с глазу на глаз?

Болингброк велит всем присутствующим выйти.

Перси и другие уходят.

– Так что случилось, кузен?

Омерль преклоняет колено и затягивает свою песню:

– Я не поднимусь и ни слова не скажу, пока не получу вашего прощения.

– За что я должен тебя простить? За мысли или за действия? Если за мысли – сразу прощаю, потому что хочу, чтобы ты стал моим другом.