Ответ последовал незамедлительно. Двадцать третьего марта на встрече представителей трех религий в Папском центре Нотр-Дам в Иерусалиме ашкеназский раввин Израиля Меир Лау заявил, что посещение Иоанном Павлом II Иерусалима можно считать признанием города столицей Израиля. Представлявший исламскую сторону верховный судья Палестины шейх Таизир Тамими немедленно пошел в атаку, разразившись потоком обвинений против Израиля, а затем и вовсе покинул собрание, сославшись на срочную встречу. Так погибла идея римского папы заставить противников подать друг другу руки. Оливковое дерево, которое, согласно программе мероприятия, должны были посадить все три участника встречи, в итоге посадил один римский папа[1333]
.Согласно опросу, проведенному в Израиле перед прилетом Иоанна Павла II, 56% респондентов не подозревали, что Святой престол осудил антисемитизм[1334]
. Войтыла постарался довести этот факт до сведения местного населения.написал он в записке, оставленной в Стене плача[1335]
.На встрече в Главном совете раввината Израиля «Гейхал Шломо» понтифик еще раз заклеймил юдофобию, затем в тот же день посетил мемориальный комплекс Яд Вашем, где его приветствовали глава правительства Эхуд Барак и группа людей, переживших Холокост, в том числе два одноклассника Войтылы — Ежи Клюгер и Юзеф Бененсток. «Это — великий день для понтифика из Польши, который за двадцать лет сделал для налаживания отношений с еврейским народом больше, чем его предшественники за две тысячи лет», — сказал Клюгер в интервью польскому телевидению. «Я смотрел и видел пророка, ступающего по этой земле, — заявил Хаим Рамон, ответственный за организацию поездки. — Иоанн Павел II — это первый римский папа, который зашел в синагогу, первый, кто назвал антисемитизм грехом, и первый, кто посетил Яд Вашем». А бывшая заключенная нацистского лагеря в Скаржиско-Каменной Эдит Цирер, которую в январе 1945 года спас некий ксендз, пустила в обиход легенду, будто этим священником был не кто иной, как Войтыла. Пусть выдумка (Войтыла никогда не был в этом городке), она отражала изменявшееся отношение евреев к наместнику святого Петра. Ложку дегтя, правда, подлил неугомонный Меир Лау, который сказал, что ожидал от главы Апостольской столицы извинений за молчание духовенства в годы Холокоста[1336]
.Несомненно, ближневосточный вояж способствовал перемене отношения израильтян к римско-католической церкви, и в этом смысле он принес плоды. Однако главной цели римского папы — общей молитвы во имя мира и взаимопонимания — достичь не удалось. Да и в целом мечта понтифика пройти следами Авраама, Моисея и Христа обернулась провалом. Он не попал в Ур, православные монахи не стали молиться с ним на горе Синай, власти Израиля отказались устроить ему встречу с главными раввинами возле Стены плача, а сами раввины, когда Войтыла явился к ним в «Гейхал Шломо», взялись убеждать гостя, что Иерусалим — это Сион, столица земли обетованной, и потому не может принадлежать никому, кроме иудеев. Наконец, и православный патриарх Иерусалима Диодор по примеру синайских единоверцев не захотел вознести общую молитву с понтификом, хотя и согласился встретиться с ним (что тоже вызвало неодобрение части греческого клира)[1337]
. Право слово, Святая земля смахивала на огромную коммуналку, где каждый претендовал на место ответственного квартиросъемщика. Впору было воскликнуть вслед за Христом: «<…> горе тебе, Хоразин! горе тебе, Вифсаида! ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись, но говорю вам: Тиру и Сидону отраднее будет в день суда, нежели вам» (Мф 11: 20–22). Впрочем, как раз в Хоразине, месте многих Иисусовых чудес, сердце понтифика должно было ненадолго утешиться: 24 марта 2000 года там прошло едва ли не крупнейшее собрание христиан в истории Израиля — на мессу для молодежи съехалось до ста тысяч человек.