Читаем Иоанн Павел II. Поляк на Святом престоле полностью

Ответ последовал незамедлительно. Двадцать третьего марта на встрече представителей трех религий в Папском центре Нотр-Дам в Иерусалиме ашкеназский раввин Израиля Меир Лау заявил, что посещение Иоанном Павлом II Иерусалима можно считать признанием города столицей Израиля. Представлявший исламскую сторону верховный судья Палестины шейх Таизир Тамими немедленно пошел в атаку, разразившись потоком обвинений против Израиля, а затем и вовсе покинул собрание, сославшись на срочную встречу. Так погибла идея римского папы заставить противников подать друг другу руки. Оливковое дерево, которое, согласно программе мероприятия, должны были посадить все три участника встречи, в итоге посадил один римский папа[1333].

Согласно опросу, проведенному в Израиле перед прилетом Иоанна Павла II, 56% респондентов не подозревали, что Святой престол осудил антисемитизм[1334]. Войтыла постарался довести этот факт до сведения местного населения.


Бог наших отцов,

что выбрал Авраама и его потомство,

дабы разнести Твое имя всем народам:

скорбим по поступкам тех,

кто в ходе истории

умножили страдания Твоих сыновей.

Прося Тебя о прощении, хотим утвердить крепкую связь

истинного братства

с народом завета.

Аминь, — 

написал он в записке, оставленной в Стене плача[1335].

На встрече в Главном совете раввината Израиля «Гейхал Шломо» понтифик еще раз заклеймил юдофобию, затем в тот же день посетил мемориальный комплекс Яд Вашем, где его приветствовали глава правительства Эхуд Барак и группа людей, переживших Холокост, в том числе два одноклассника Войтылы — Ежи Клюгер и Юзеф Бененсток. «Это — великий день для понтифика из Польши, который за двадцать лет сделал для налаживания отношений с еврейским народом больше, чем его предшественники за две тысячи лет», — сказал Клюгер в интервью польскому телевидению. «Я смотрел и видел пророка, ступающего по этой земле, — заявил Хаим Рамон, ответственный за организацию поездки. — Иоанн Павел II — это первый римский папа, который зашел в синагогу, первый, кто назвал антисемитизм грехом, и первый, кто посетил Яд Вашем». А бывшая заключенная нацистского лагеря в Скаржиско-Каменной Эдит Цирер, которую в январе 1945 года спас некий ксендз, пустила в обиход легенду, будто этим священником был не кто иной, как Войтыла. Пусть выдумка (Войтыла никогда не был в этом городке), она отражала изменявшееся отношение евреев к наместнику святого Петра. Ложку дегтя, правда, подлил неугомонный Меир Лау, который сказал, что ожидал от главы Апостольской столицы извинений за молчание духовенства в годы Холокоста[1336].

Несомненно, ближневосточный вояж способствовал перемене отношения израильтян к римско-католической церкви, и в этом смысле он принес плоды. Однако главной цели римского папы — общей молитвы во имя мира и взаимопонимания — достичь не удалось. Да и в целом мечта понтифика пройти следами Авраама, Моисея и Христа обернулась провалом. Он не попал в Ур, православные монахи не стали молиться с ним на горе Синай, власти Израиля отказались устроить ему встречу с главными раввинами возле Стены плача, а сами раввины, когда Войтыла явился к ним в «Гейхал Шломо», взялись убеждать гостя, что Иерусалим — это Сион, столица земли обетованной, и потому не может принадлежать никому, кроме иудеев. Наконец, и православный патриарх Иерусалима Диодор по примеру синайских единоверцев не захотел вознести общую молитву с понтификом, хотя и согласился встретиться с ним (что тоже вызвало неодобрение части греческого клира)[1337]. Право слово, Святая земля смахивала на огромную коммуналку, где каждый претендовал на место ответственного квартиросъемщика. Впору было воскликнуть вслед за Христом: «<…> горе тебе, Хоразин! горе тебе, Вифсаида! ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись, но говорю вам: Тиру и Сидону отраднее будет в день суда, нежели вам» (Мф 11: 20–22). Впрочем, как раз в Хоразине, месте многих Иисусовых чудес, сердце понтифика должно было ненадолго утешиться: 24 марта 2000 года там прошло едва ли не крупнейшее собрание христиан в истории Израиля — на мессу для молодежи съехалось до ста тысяч человек.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии