Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной

Может быть, для Бродского Сретенье — не столько встреча Ветхого и Нового Завета, то есть встреча Младенца и Симеона, сколько встреча Младенца с пророчицей Анной? Поэтому там и нет Иосифа-обручника, более важен Младенец, который умрет, чтобы возродиться к новой жизни. Тогда, если отъезд в эмиграцию может быть символически приравнен к смерти, как считает Бетеа, то в подтексте — сам поэт, готовый к отъезду, получивший «благодать» от Ахматовой и осиянный ее светом.

В поддержку этой версии говорит то, что в «Сретенье» чувствуется мощный биографический пласт. Тексты Бродского этого периода связывает общая тема подведения итога, рубежа, выхода в «глухонемые владения» если не смерти, то, по крайней мере изгнания, воспринимающегося, как уже было сказано, почти как смерть.

В первом сборнике своих стихов на английском языке он помещает «Сретенье» непосредственно перед стихотворением «Одиссей Телемаку», своего рода прощанием с сыном перед разлукой. И это не случайно, поскольку «Бродский осознанно относится к структуре своих книг и к тому, как их сюжеты скрещиваются с разворачивающейся историей „жизни поэта“»[326]. В первой публикации Бродский делает посвящение «Анне Ахматовой», в английском варианте меняет дату так, чтобы она дополнительно указывала на нее. Странным может показаться включение «Сретенья» в сборник «Новые стансы к Августе» — книге, собравшей стихи к М. Б., главной любви поэта и матери его сына. Но это не своевольная игра посвящениями, это попытка собрать важнейшие линии жизни в один узел, связав в стихах тех, кто по-настоящему дорог и важен.

Еще одно предположение о причинах отсутствия Иосифа в стихотворении высказывает Барбара Лённквист: «Мне представляется, что Иосиф все же присутствует в образном мире поэтического Сретения. Можно предположить, что сам Бродский, носящий библейское имя Иосиф, и являет то „зрящее око“, то не выраженное „я“ этого стихотворения, которое озирает храм, видит великое Сретение и свидетельствует о нем. Здесь не следует искать буквального отождествления поэта с фигурой евангельского Иосифа. Поэт скорее заимствует его видение — молчаливого и благочестивого свидетеля долгожданного события. И в то же время — уже в пространстве стиха — в храме происходит другая встреча — встреча поэтов Иосифа и Анны»[327].

Эта трактовка очень хорошо соотносится с одним из поэтических принципов Бродского, связанным с позицией наблюдателя/наблюдателей в его стихах. Лучше всего он сформулирован в стихотворении «Доклад для симпозиума» («Самое себя глаз никогда не видит») и написанном одновременно с ним эссе «Набережная неисцелимых». «Глаз — наиболее самостоятельный из наших органов. Причина в том, что объекты его внимания неизбежно размещены вовне. Кроме как в зеркале, глаз себя никогда не видит»[328].

Отсутствующий «под сводами храма» Иосиф — или три Иосифа, если принять предположение Бетеа — оказывается сродни отсутствующему в пейзаже наблюдателю «под бездонным куполом Азии» в «Назидании».

Когда ты стоишь один на пустом плоскогорье, под
бездонным куполом Азии, в чьей синеве пилот
или ангел разводит изредка свой крахмал;
когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Он оказывается наблюдателем, благодаря которому картина обретает смысл и растворяется в стихотворении, одновременно отражаясь в нем, как в зеркале.

И так же отражаются в зеркале «Сретенья» строки его тезки Мандельштама. Среди образов и фраз, намекающих на него в стихотворении, можно указать на строчку «тот храм окружал их как замерший лес», перекликающуюся с многочисленными метафорическими описаниями храма как леса в стихах Мандельштама (отражающими, впрочем, общую традицию описания готической архитектуры):

Стихийный лабиринт, непостижимый лес,
Души готической рассудочная пропасть…

или:

В тот вечер не гудел стрельчатый лес органа…

Есть и более явная перекличка «Сретенья» со стихами Мандельштама. Обратим внимание на следующие строки:

Лишь эхо тех слов, задевая стропила,
кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься…