Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной

Для немногих чтение впервые романа или стихотворения — событие, которое захватывает, о котором они думают и переживают трансформацию в процессе чтения (это сродни опыту любви или религиозному опыту). Они становятся теми, кем не были раньше. Когда большинство читателей заканчивают книгу, мало что (или вовсе ничего) меняется в них.

То, что прочли немногие, остается в их сознании, они повторяют про себя любимые строчки и фразы в одиночестве и используют их в разговоре с другими, говоря о прочитанных книгах.

И Ахматова, и Бродский (думается, во многом под ее влиянием) принадлежали к немногим. Это видно из их опытов чтения и перечитывания Пушкина, Данте, Мандельштама… Это отражается в возможности перевоплощения — возможности на какое-то время стать Данте, стать Шекспиром, стать Ахматовой. И это видно по тому, как оба поэта передают любимые строки и образы нам, но не преподнося их в готовом для легкого употребления виде, а заставляя думать, искать, находить. Заставляя нас становиться лучшими читателями.

Глава 7. В глухонемой вселенной

На смерть поэта. — Шестистопный ямб. — Вновь Ветхий Завет. — Deus Conservat Omnia. — Сохраненное слово. — Памятник. — В глухонемой вселенной.

В июне 1989 года в Ноттингемском университете в Англии проходила юбилейная конференция, посвященная столетию со дня рождения Анны Ахматовой. Бродский, который проводил начало июля в Лондоне, прислал через Диану Майерс стихотворение «На столетие Анны Ахматовой», которое в заключительный день конференции было публично прочитано присутствовавшим там Анатолием Найманом. В том же году стихотворение было опубликовано в «Литературной газете» (от 16 августа) и напечатано в подборке стихов Бродского в журнале «Континент» (№ 61).

Стихотворение короткое, непохожее на фирменные «большие стихотворения» Бродского. Оно, скорее, ближе к стихам его адресата — Ахматовой (вновь на память приходит цикл «Венок мертвым»). При очевидной краткости текста смысловая компрессия в нем позволяет считать «На столетие Анны Ахматовой» одним из лучших образцов жанра In Memoriam — как в творчестве Бродского, так и в русской поэзии.

Лев Лосев, впрочем, не считает это стихотворение принадлежащим к стихам на «смерть поэта»: «„На столетие Анны Ахматовой“ отличается от насыщенных интимными воспоминаниями об умершем и эмоциональными медитациями на тему смерти, и, как правило, не коротких стихотворений на смерть. Личные воспоминания и мотив непосредственной утраты в нем отсутствуют. Если здесь есть описание Ахматовой, то лишь крайне обобщенное. Некоторые детали стихотворения могут быть соотнесены с ее личной биографией — ровный и глуховатый голос, рваный пульс как симптом аритмии, сжигание рукописей, — но эти приметы лишены уникальности»[416].

Лосев опирается прежде всего на суждение самого Бродского о стихотворениях «на смерть»: в эссе «Об одном стихотворении», где поэт виртуозно анализирует цветаевское «Новогоднее», он пишет: «Всякое стихотворение на смерть, как правило, служит для автора не только средством выразить свои ощущения в связи с утратой, но и поводом для рассуждений более общего порядка о феномене смерти как таковом», а также упоминает об издержках жанра, среди которых первое место занимает, по его мнению, ситуация вытеснения «адресата» текста его автором[417]. В пользу точки зрения Лосева выступает и тот факт, что стихотворение — юбилейное, написанное не к дате смерти, а к столетию со дня рождения.

И все же я склонен согласиться не с Лосевым, а с Г. А. Левинтоном, для которого «На столетие Анны Ахматовой» — прежде всего стихотворение «на смерть поэта»[418]. Это связано как с традициями жанра, так и с системой образов этого текста и его поэтическим устройством, начиная со стихотворного размера, заканчивая особенностями лексики и синтаксиса.

Начнем с размера. Бродский, уверенно расшатывающий метрические схемы и нечасто использующий классические размеры, выбирает для этого стихотворения не просто шестистопный ямб, но его самую классическую форму — цезурированный александрийский стих, с его жесткой регламентацией, обязательными ударениями на шестом и двенадцатом слогах, цезурой после шестого и смежным расположением мужских и женских рифм. Это сразу же обратило на себя внимание читателей и критиков: «Учитывая, что вообще стихи в строгих правилах силлаботоники в творчестве Бродского после 1970-х годов редки, уникальность метрической основы стихотворения „На столетие Анны Ахматовой“ очевидна и является существенным смыслообразующим компонентом»[419]. Эта модификация александрийского стиха позволяет передать «царственность образа Ахматовой в трагедийном размере, вместо того чтобы разбавлять лапидарный текст стихотворения прямыми сравнениями»[420].