Ирано-таджикская поэзия

Все потеряв — имущество и дом,
Муж некий деньги задолжал кругом.

И, в неоплатных обвинен долгах,

Он брошен был в темницу в кандалах.

Прожорлив, дюж — в тюрьме он голодал

И пищу заключенных поедал.

Не то что хлеба черствого кусок,

Корову он украл бы, если б мог.

Изнемогли от хищности его

Колодники узилища того

И наконец начальнику тюрьмы

Пожаловались: «Гибнем вовсе мы!

Безропотно мы жребий наш несли,

Пока злодея к нам не привели.

Он, осужденный просидеть весь век,

Всех нас погубит, подлый человек.

Едва нам пищу утром принесут,

Он у котла, как муха, — тут как тут.

На шестьдесят колодников еда

Его не насыщает никогда.

«Довольно! — мы кричим. — Оставь другим!»

А он прикидывается глухим.

Потом вечернюю несут еду

Ему — на радость, прочим — на беду.

А доводы его одни и те ж:

«Аллах велел — дозволенное ешь».

Так он бесчинства каждый день творит

И нас три года голодом морит.

Пусть от казны паек дадут ему

Или очистят от него тюрьму!

Мы умоляем главного судью —

Пусть явит справедливость нам свою».

Смотритель тут же пред судьей предстал

И жалобу ему пересказал:

Все расспросил судья и разузнал

И привести обжору приказал.

Сказал ему: «Весь долг прощаю твой.

Свободен ты! Иди к себе домой!»

«Твоя тюрьма — мой рай, — ответил тот, —

Мой дом и пища — от твоих щедрот.

Коль из тюрьмы меня прогонишь ты,

Умру от голода и нищеты».

«Когда несостоятельность твоя

Впрямь безнадежна, — говорит судья, —

То где твои свидетели?» — «Их тьма!

Свидетелей моих полна тюрьма».

Судья: «Несчастные, что там сидят,

Лишь от тебя избавиться хотят;

Они и клятву ложную дадут!»

Но тут весь при суде служащий люд

Сказал: «Хоть жди до Страшного суда,

Долгов он не заплатит никогда!

Его на волю лучше отпустить,

Чем целый век за счет казны кормить».

Судья помощнику: «Ну, если он

Действительно до нитки разорен,

Его ты на верблюда посади;

А сам — с глашатаями впереди —

Весь день его по улицам вози,

Всем о его позоре возгласи,

Что нищий он, чтоб ни одна душа

Ему не доверяла ни гроша,

Чтобы никто с ним ни торговых дел,

Ни откупных водить не захотел.

Всем возглашай, что суд ни от кого

Не примет больше жалоб на него,

Что ничего нельзя с него взыскать

И незачем в тюрьму его таскать!

О стонущий в оковах бытия!

Несостоятельность — вина твоя!

Нам от пророка заповедь дана.

«Неплатежеспособен сатана,

Но ловок он вводить людей в обман, —

Так не имей с ним дел!» — гласит Коран.

В делах твоих участвуя, банкрот

Тебя до разоренья доведет».

Был на базаре курд с верблюдом взят,

Поставивший дрова в горшечный ряд.

Бедняга курд о милости взывал,

Монету в руку стражнику совал,

Но все напрасно — так решил, мол, суд,

На целый день был взят его верблюд.

Обжора на верблюда сел. Пошли,

По городу верблюда повели,

Не умолкая, барабан гремел,

Народ кругом толпился и глазел.

И люди знатные, и голь, и рвань

Возле базаров, у открытых бань

Указывали пальцем. «Это он.

Он самый», — слышалось со всех сторон.

Глашатаи с трещотками в руках

На четырех кричали языках:

«Вот лжец! Мошенник! Низкая душа!

Он не имеет денег ни гроша!

Всем задолжать вам ухитрился он!

Да будет он доверия лишен!

Остерегайтесь дело с ним водить!

Он в долг возьмет — откажется платить!

Вы на него не подавайте в суд!

Его в темницу даже не возьмут!

Хоть он в речах приятен и хорош,

Но знайте, что ни скажет он, — все ложь.

И пусть он к вам придет в парчу одет —

Исподнего белья под нею нет.

Чужое платье поносить на час

Он выпросит и вновь обманет вас.

Он приведет корову продавать —

Не вздумайте корову покупать.

И помните, корову он украл

Иль простаку барыш пообещал.

И кто одежду купит у него,

Сам будет отвечать за воровство.

Когда невежды мудрое гласят,

Ты знай, что эта мудрость — напрокат!»

Так ездили, пока не пала тень.

Курд за верблюдом бегал целый день.

Обжора наконец с верблюда слез.

А курд: «Весь мой барыш дневной исчез.

Ты ездил целый день, и у меня

Соломы нет, не то что ячменя.

Плати!» А тот в ответ: «Соломы нет?

Как вижу я, рассудка дома нет,

Несчастный, в голове твоей пустой!

Ты сам ведь бегал целый день за мной.

Глашатаев громкоголосых крик

Седьмого неба, кажется, достиг!

Что разорен, что все я потерял,

Все слышали — ты только не слыхал.

Я от долгов судом освобожден.

«Да будет он доверия лишен!

Обманщик, надуватель он и лжец!» —

Кричали обо мне. А ты, глупец,

На что надеясь, бегал ты за мной,

Весь день терпя и духоту и зной?»