Переходят в гостиную,
валятся на диван,
смеются:
Наливают себе спиртное,
попадает и на ковер.
Берут безделушки с полок, кладут их в карман.
Но стоит мне отвернуться —
снова что-нибудь тащат,
что им кажется ценным.
Наверху – тихо.
Марла спит.
Внизу бардак, а она так сладко спит…
Хоть какое-то утешение.
После нашествия
В тусклом свете торшера
стараюсь прибраться,
кладу на место подушки,
вытираю журнальный столик.
Но в ванной…
ничего не могу поделать —
весь коврик в моче. Воняет ужасно.
Это я выброшу
в мусорный бак.
Во дворе
одна из фарфоровых кукол
Марлы
лежит голая,
платье валяется
рядом,
а голова
разбита.
На следующий день
Марла находит в кармане халата
наушники.
Силится что-то понять.
Впрочем,
я тоже.
Плохая погода
Марла снова в постели,
укрылась с головой.
Отворачиваю уголок одеяла,
Марла прячет лицо.
Приподнимаю чуть-чуть одеяло,
Ложусь к ней в кровать.
Мы обе одеты.
Утыкаюсь лбом ей в плечо,
будто мы бродим в тумане.
– Твое лицо? Кто это сделал? —
спрашивает Марла.
Мой отец. —
Наконец-то я это сказала.
Ты просто дуешься
Месяц прошел, как уехала Келли-Энн.
Папа редко вспоминал о ней.
Говорил о другом —
что нужно ремонтировать дом,
что много машин на дорогах —
будто именно это
выводило его из себя.
Я старалась держаться от папы подальше.
Чувствовала —
надвигается буря.
Вечером в воскресенье
я гладила школьную форму.
Налила в утюг немного воды,
через отверстия в днище пошел пар.
в гостиной появился папа.
Странный вопрос.
продолжая гладить.
Не хотелось встречаться с ним взглядом,
и к тому же
я понимала – началось.
– сказал он.
Я гладила юбку, не отрывая взгляда
от утюга.
Думала – как
переждать эту бурю.
Он уперся кулаками в гладильную доску.
поднять на него глаза.
Ну да.
Я много что знаю о Келли-Энн.
Живет в городке у моря.
У нее все хорошо.
Он прищурился, посмотрел на меня:
Я отшатнулась.
Утюг зашипел.
Он говорил совершенно спокойно
и вдруг на глазах превратился
в злобного тролля.
в пустой вазе для фруктов на столике рядом.
Повернулась к папе, хотела сказать, что – нашелся!
Но папа не слушал:
схватил
раскаленный
утюг
и с размаха
ударил
меня в лицо
изо всей силы,
вложив
весь свой гнев.
Вставай
Я пришла в себя – лежу на полу у холодильника.
Меня трясет.
И что теперь —
он еще раз меня ударит?
За окном стемнело,
но Салливаны еще сидели в саду —
пили пиво, играли в нарды,
со стороны их дома доносился веселый шум.
Я думала:
почему моя жизнь не может быть такой же,
чуть лучше или чуть хуже?
Хотя бы не так много боли?
Соседские дети визжали от радости:
им подарили щенка, он заливался лаем.
Восторженные вопли.
Счастливое тявканье.
Стучит в висках,
к щеке нельзя прикоснуться:
открытая рана. Ожог.
Я на полу
дрожу
от боли,
перед глазами папины ступни:
он шагает
туда и обратно.
Тело тяжелое,
будто кирпич.
Под плитой
столько пыли.
Обычно ее не видно, если просто стоишь.
Я хотела подняться,
хотела сказать: «
но не сказала.
Лучше самой.
Я лежала,
а он ткнул меня ногою в живот.
удивленным голосом.
Он что, думал – я из железа?
Не слышал, как я кричала,
не видел,
как
падала?
Вздохнул.
–
Стряхнуть бы боль.
Стереть бы ожог.
Только как это сделать.
Сочувствие
Мы все еще под одеялом.
Марла берет меня за руку.
Дело в том, что
Может быть – заслужила.
Заслужила и это,
и все, что случилось раньше.
Нет! Конечно же нет.
Он бы с кем угодно
так поступил.
Понимание
Марла отпускает мою руку.
Другие уроки