– Бедный ты, бедный. Но ты её хоть во сне видишь, а мне мои детки даже не снятся. Сколько просила: придите во сне разочек!
Она помолчала и добавила.
– Но ты всё-таки Иванночку, того, не обижай. Я с ней познакомилася недавно. На тебя жаловалась. Но то ерунда, ты не щетинься. Я о другом хочу… Я её как увидела, во мне словно что-то ожило. Словно дочь моя, хотя дочери-то у меня и не было, одни мальчишки. Впервые такое чувство к кому-то появилося, с тех пор, как детки мои того…
– Они же вроде уехали?
– Уехали. На автобусе. К папаше своему. Да не доехали только. Я уж сколько себя корила за то, что отпускать не хотела. Пусть бы где угодно, с кем угодно жили. Только жили бы!
– Мне жаль.
– Так вот, про Иванночку. Она меня словно пробудила. С тобой мне тоже, того, хорошо и приятно общаться, но она – как дитёнок. Потерявшийся, запутавшийся, но добрый, её бы пригреть, и она бы оттаяла. Но раз уж ты ентого не можешь…
– Я понял. Я позвоню ей завтра, когда в себя придёт. Всё объясню. И… – он вздохнул. – Извинюсь.
Щёлк!
Серёжка застыл с бисквитным пирожным в руке.
– Хотите? – протянул ей сладость.
Мирослава не хотела.
Словно в ответ на недавний спор о кафе, ей поручили сделать фото-репортаж о работе школьной столовой и кухни.
А в столовой царил кавардак. Откуда-то взялись мухи, одна нахально уселась на Серёжкино пирожное, на столах повсюду красовались жирные пятна, на полу валялись куски колбасы, каши, пирогов с творогом и ещё какой-то пакости… И, что самое прискорбное – на кухне творилось то же самое. Позавчера куда-то исчезла повар Лида – не вышла на работу, не появилась дома. Неужели всё-таки уехала на поезде? Или разозлила служителя и стала призраком? Работники школы, почему-то склонялись к последнему… Как бы там ни было, вчера вместо исчезнувшей поварихи уже взяли новую – некую Розу Алимовну, толстую тётку, свинью-свиньёй.
Мирослава видела, в каком виде та пришла на работу. Платье в пятнах, волосы спутаны, давно не мытые, судя по всему. Чешется постоянно, словно пёс лишайный. Конечно, на неё надели колпак и фартук, и мыло выдали, чтобы руки помыла. Но, заглянув на кухню, Мирослава пришла к странному выводу, что тётка каким-то образом умудрялась плодить вокруг себя грязь. Даже там, где её по идее быть не могло и не должно.
Две девочки-школьницы ходили за тёткой по пятам и убирали насвиняченное, но это не спасало.
И какой тут сделаешь репортаж?
На вопрос: «Зачем такое взяли на работу?» – ей неизменно отвечали: «Жалко тётку, у неё дети погибли»
И что ж теперь? Других детей грязью кормить?
Мирославе невольно вспомнились рассказы братьев об их бабке. Нет, конечно, Роза Алимовна не могла ею оказаться – слишком молода для этого, ей сорок с чем-то, хоть и выглядит паршиво. Да и братья бы заметили, появись их бабка в городе.
Сколько же в мире нерях!
Она поморщилась. Пролистала сделанные снимки. Хватит, пожалуй! Сегодня она намерена погулять по городу. И найти хоть один автобус.
– В нашем городе нет автобусов. Только трамваи. И поезд, – в который раз повторила ей девушка из справочного окошка.
В зале ожидания пахло копчёными колбасками. Похоже, кто-то здесь побывал совсем недавно, вон, и стаканчик с недопитым кофе забыл.
Наверное, трамвая ждал.
Мирослава задумчиво оглядела зал, поняла вдруг, что, снимая обеденный перерыв в школе, сама так и не пообедала. Затем тряхнула головой, снова повернулась к окошку.
– Но послушайте, если мне, к примеру, надо куда-то поехать. Далеко.
Девушка за окном поправила очки.
– Трамвай доставит вас в любую точку города.
Это Мирослава знала. Весь город – в рельсах. А там, где рельс нет и по идее быть не может, при необходимости возникали временные.
– А если мне надо за город?
– Тогда поезд.
– Но я приехала сюда не на поезде! Я точно знаю, это был автобус! – выпалила Мирослава, впрочем, без особой уверенности в сказанном.
– В нашем городе нет автобусов. Вы можете доехать в любую точку города на трамвае. Очередной трамвай прибудет через минуту.
– Понятно…
Мирослава отошла от окошка. Спорить дальше не было смысла. К остановке, и правда, тарахтел очередной трамвай. Кривые часы показывали пять минут третьего. Что ж, можно и проехаться.
Со скрежетом открылись двери, Мирослава зашла в вагон, села на потёртое деревянное сиденье. Протянула подоспевшему кондуктору мелочь за проезд.
– Мне надо на станцию… автобусную, – неуверенно сказала она.
Кондуктор – высокий худой мужчина – молча кивнул, выдал билет и пошёл по салону.
Мирослава поёрзала на жёстком сидении, осмотрелась. Кроме неё в трамвае насчиталось аж два пассажира – угрюмого вида мужик на заднем сидении и сгорбившееся нечто на самом переднем. Она уставилась в окно.