Исчезающая ведьма

В самый тёмный час самой длинной ночи по улицам города проезжает адская повозка, запряжённая четырьмя безголовыми лошадьми, и собирает жалобно вопящие души умерших.

Бедный старина Гудвин, он, конечно, приоткрыл завесу тайны, но многое так и осталось за пределами его понимания. Павия, Маргарет, Кэтлин — это лишь немногие из её имён, за которыми тянулся кровавый след убитых ею троих мужей, не считая ещё нескольких менее значительных трупов. Только это было отнюдь не колдовство, как думал Гудвин, хотя вряд ли стоит его за это винить. Ей не нужно было читать заклинания и призывать на помощь духов. Она и сама прекрасно справлялась.

Это случилось в Рождество, время благостного расположения к окружающим. Нашей дочурке Леонии исполнилось всего три года, она была нежна и прекрасна, словно рождественская роза. Я безумно её любил и неустанно изобретал всё новые способы доставить ей удовольствие.

Поэтому, когда появился считавшийся давно потерянным в море Эдвард, сын Кэтлин, мы все безумно радовались счастливому воссоединению семьи. Я, подобно Роберту, повёл себя как последний болван: купился на уловку жены и принял его как её родного сына. В конце концов, вряд ли кто-то проявит жестокосердие и прогонит пасынка от Рождественского стола в тот день, когда привечают даже нищих.

В День Святого Стефана Кэтлин одарила меня одной из своих очаровательнейших улыбок.

— Уоррик, мой сладкий, сегодня такой замечательный денёк, а мы томимся дома. Почему бы нам не отправиться на охоту? Я рассказывала сыну, что ты прекрасный наездник, и ему не терпится поразмяться.

Я был удивлён и даже слегка обижен, потому что прежде Кэтлин не проявляла интереса к охоте, предпочитая ей танцы и маскарады. Однако теперь, когда её сыну взбрело в голову поохотиться, она враз полюбила это занятие. Но было бы глупостью из-за каких-то нелепых подозрений отказывать себе в том, что мне хотелось сделать с самого начала рождественских пиршеств. Охота была моей страстью: скакать с соколом на рукаве, в сопровождении своры гончих — что может быть прекрасней?

Поэтому я начал приготовления, прежде чем Кэтлин успела договорить. Натянув перчатки, которые она подарила мне на Рождество, я свистнул собак и велел конюхам седлать лошадей. Я поцеловал свою маленькую Леонию, пообещав привезти ей в подарок самого прекрасного зверя, что нам удастся поймать.

Мы скакали по вересковой пустоши, а за нами пешком следовали несколько слуг и мальчишки-конюхи, чтобы присматривать за соколами и подбирать охотничьи трофеи. Морозный иней искрился на голых ветвях деревьев. Земля затвердела, словно полированная сталь. Мы с Эдвардом скакали в паре, с соколами на перчатках и сворой охотничьих собак рядом, соперничая за количество убитых нашими птицами зайцев, кроликов и дичи.

Кэтлин тоже держала сокола и, разумеется, спускала его, лишь когда наши соколы сидели у нас на перчатках. Несколько раз я заметил, как она как-то странно оборачивается в мою сторону, больше интересуясь мной, чем охотой, даже когда выпускала собственную птицу. Тогда, по глупости, мне это даже польстило, наполнив гордостью за моё мастерство, ведь, как я уже говорил, я был гораздо более умелым и опытным всадником, чем Эдвард. Теперь я знаю, что она ожидала проявления первых симптомов, и долго ждать ей не пришлось.

Я ощутил неестественный холод. В следующий миг меня уже бросило в жар. Пот ручьями катился по моему лицу. Меня это не удивляло, ведь я гнал во весь опор. Но у меня так кружилась голова, что я с трудом сохранял координацию. Руки и ноги стали так часто и непроизвольно дёргаться, что сокол на перчатке начал кусаться и несколько раз даже повис вверх ногами, раскачиваясь на кожаных путах вокруг лап, прочно зажатых в моей руке.

Я смутно осознавал, что нужно остановиться и спешиться, но меня охватил ужас. Лай собак за спиной становился всё громче, но я знал, что это не мои псы. Повернувшись в седле, я с ужасом увидел, что меня преследует свора адских гончих. Каждую из них окружал ореол алого и синего пламени, развеваясь огненным шлейфом.

Подбежал кто-то из слуг, чтобы схватить мою лошадь под уздцы, но гончие настигали меня, и уже не оставалось ни малейших сомнений, на кого они охотятся. Я пришпорил коня.

— Гончие, огненные гончие! — завопил я.— Натяните луки и пристрелите их!

Но никто, похоже, не разобрал моих криков.

Должно быть, я выпустил сокола, потому что увидел, как он кружит у меня над головой, клекоча, словно чудовищный грифон. Он пикировал, пытаясь схватить меня огромными когтями, похожими на мечи. Прикрывая голову руками, я безжалостно пришпоривал скакуна, пока у него не пошла пена изо рта.