Исчезающий трон

Я обернулась и обнаружила на балконе позади меня Гэвина, держащего две дымящиеся кружки. Он одет прямо так, как я его помню — совершенным джентльменом. Черное трико и шелковый жилет, темно-синий шейный платок, завязанный отличным узлом, безукоризненно сидевшее на нем пальто. Я узнаю эту одежду. Он одевал ее в ночь сражения, когда должен был сопровождать меня в Зал для приемов для объявления о нашей помолвки. Даже волосы удалось приручить, они приглажены, как положено. Все это, в отличии от его шрамов (несовершенство, которое, с другой стороны, было безупречным) было внешним видом джентльмена.

Шрамы Гэвина служат мне напоминанием, что он не тот мужчина, которым когда-то был. Ни один из нас уже не тот.

— Буду ли я там желанна, если спущусь?

Гэвин вручил мне одну из кружек. Аромат подогретого с пряностями вина заполняет все мои чувства: пьянящие специи, сладость. Боже, я обожаю этот аромат. На протяжении зимы мама часто звала меня в библиотеку на вино с пряностями. Мы пили его у камина и играли в шахматы или собирали паззлы, если снаружи шел дождь. Это были спокойные дни, безопасные. Моя мама обычно делала глоток вина и каждый раз заявляла, что оно идеально.

— Конечно же, будешь, — сказал Гэвин, его голос прервал мое воспоминание. — Только потому, что ты уходишь, не значит, что ты не желанна.

— Предсказания Дэниэла пугают его, — говорю я. — Я не виню его за то, что он не хочет, чтобы я оставалась здесь.

— Айе, — сказал он тихо. — Но это не значит, что я не хочу, чтобы ты осталась.

— Может после того, как я убью Лоннраха. Но до этого… я не хочу рисковать, — я положила руки на балкон, посмотрела вниз туда, где Кэтрин танцевала со своим мужем. — Я все еще не знаю, как сказать Кэтрин.

— Это просто. Просто произносишь слова.

Дэниэл покидает свое место в кадрили, чтобы покружить Кэтрин, движения полностью выбиваются из ритма. Она смеется.

— Просто? — я грустно засмеялась. — Что будет, когда она узнает, что во мне кровь фейри?

— Эйтиннэ все мне рассказала, пока Деррик зашивал ее. О Королевствах. О тебе. Знаешь, о чем я сразу подумал?

— О чем? — я боюсь того, что он скажет.

Гэвин пожал плечами, небольшая улыбка промелькнула на его лице.

— Что это полностью все меняет.

Я врезала ему по плечу.

— Ты подлец. Ты специально пугаешь меня.

Его улыбка исчезла.

— Айлиэн. Это всего лишь одна вещь из того, что делает тебя той, кто ты есть. Как цвет глаз или волос, или веснушки у тебя на носу, — его глаза встретились с моими. — Думаешь, от этого ты будешь меньшей подругой, чем была? Менее значима? — его голос стал еще тише. — Менее человечней?

Я отвела взгляд. Сразу же вспомнились слова Киарана прошлой ночью: «Каждый день я задаюсь вопросом, когда твоя человеческая жизнь закончится, и это чертовски пугает меня». Может, в моих венах и течет кровь фейри, но однажды он потеряет меня.

— Нет, — шепчу я. — Я никогда не чувствовала себя более человечной. — потому что Охотницы всегда умирают молодыми. Всегда. А я уже однажды обманула смерть. Так же, как и Гэвин. — Ты никогда не рассказывал мне, что ты видел на той стороне.

Гэвин напрягся. Я вижу отражение парящего фонаря в его глазах, такого яркого и красивого. Энергичная музыка начала замедляться и переходить на вальс, а песня заставила мое сердце болеть. Cuachag nan Craobh, «The Cuckoo in the Grove».(название песни и исполнителя). Я не слышала ее многие годы, с тех пор, как была ребенком.

— Нет, — сказал он тихо, — не рассказывал.

— Все в порядке, — я наблюдала за людьми внизу, как они кружатся и кружатся в вальсе. Их смех не соответствует моему внезапному мрачному настроению, — ты не обязан.

Мне стало интересно, если бы у меня был выбор, я бы сохранила в секрете все, что мне рассказала Кайлих? Возможно, я бы похоронила все эти воспоминания о Киаране глубоко в самом дальнем уголке своего сердца, где заперта моя скорбь. Мне бы не хотелось помнить его убийств, его даров.

Я могла бы целовать Киарана, а он мог бы касаться меня и шептать мне слова, и я могла бы притвориться, что Кадамах был совершенно отдельной личностью; двойник, дьявол. Мне бы не хотелось знать, что эта часть его все еще здесь, и единственное отличие лишь в том, что Киаран лишился своей силы, выбрал человеческое имя, и что у него были тысячи лет, чтобы нести отметины каждой жизни, что он забрал.

Гэвин и я теперь молчали. Он наблюдал за танцующими внизу и отпивал свое пряное вино. Напряженность в его теле была совершенна очевидна по тому, как крепко он держал кружку.

— Ты когда-нибудь слышала историю о Томасе Рифмоплете? — спросил он внезапно.