Исчезание

Следуя духу «Диктата», мы решили при пересказе принять на себя бремя жест­ких правил (даже если русская и француз­ская структуры (как, кстати, и культуры) различаются и масштабами ига, и степе­нью вызванных им страданий) и всяче­ски их блюсти. В сем стремлении, учиты­вая смену языка (а также присущей ему диктатуры), мы были вынуждены изме­нить некие параметры, сменить регистр или, выражаясь иначе, сдвинуть рамки правила, причем ничуть их не смягчая. Duralex, sedlex, вздыхали мы не раз, и все же сдвигали. Менялись числа, а с ними и сама структура текста; так, напри­мер, была изменена разбивка текста на части и главы, так, были искажены некие статистические данные. Версия, переве­денная или, правильнее сказать, переска­занная на русский язык, есть не слепая калька, а аутентичный вариант с предви­денными смещениями.

Как мы знаем, численные сдвиги все­гда вызывают качественные изменения. Русский текст, передавая inprimislineisте же самые перипетии, звучит, а значит, и играет значениями иначе. Эта разница в звучании и в игре значениями дает не всегда предсказуемые результаты: зача­стую мы были вынуждены не пересказы­вать, пусть даже перифразами, а пере­иначивать. Мы прибегали ктаким весьма дерзким решениям, как параграфия, па­рафазия и параграмматизм; мы (разуме­ется, чуть-чуть) растягивали и сжимали, (разумеется, слегка) прибавляли и уре­зали и даже (разумеется, изредка) шли на явные преступления, заменяя черты, фальсифицируя детали, а временами из­вращая (трепеща и искренне переживая) некие сюжетные факты. А как иначе пе­ревести перевертень, аллитерацию или каламбур? В результате всех измене­ний — тут теряешь и упускаешь, там наби­раешь и выигрываешь, здесь лексема вываливается и выпадает(например, на­речия у нас падали, как мертвые мухи), а еще где внедряется и выпирает (так, бесстыдные прилагательные и причастия сплетались у нас на глазах в страстную камасутру) — текст, увы, изменился. При­нимаемые нами решения были, наверня­ка, не всегда правильными и эффектив­ными; и все же, упреждая заслуженные упреки в замене звука (буквы, лексемы, фразы, параграфа, текста) и заранее признавая нашу вину, мы ― утешаем мы себя ― все же не изменили духу книги и не извратили ее суть.

В заключение заключения мы жела­ли бы указать имена всех лиц, нашедших время и желание разъяснить пересказчику трудные детали и устранить выявлен­ные лакуны: Гудрун Зюдмерзен, Вадим Карманцев, Лена Клемушина, Витя Лапицкий, Бернар Мане, Саша Балерин, Марина & Ник Рич, Катя Филлипс, Лена & Леня Шнацер, Сандра Чеканти.

Мы им всем искренне признательны.

Борис Дубин В отсутствие опор: автобиография и письмо Жоржа Перека

«Перек-автобиограф — сочетание слов, которое может удивить...», — так начинает свою обстоятельную книгу об автобиграфических замыслах и текстах Жоржа Перека их давний исследователь и публикатор Филипп Лежён[18]. И в самом деле, развернутой и связной авто­биографии Перек, несмотря на множество повторявших­ся попыток, так и не написал. Жанры психологической исповеди или истории характера, а уж тем более — ис­тории успеха, были ему равно чужды.