Исчезнувший принц

--Я был идиотом! - воскликнул он.- Почему я сам не мог сообразить этого! Рассказать тебе, что, по-моему, было сделано? Есть кто-то, имеющий большое влияние в Англии и очень дружественно относящийся к Самавии. Он заставил газеты осмеять эту историю, чтобы никто в нее не поверил. Ведь, наверно, и Яровичи, и Мараковичи рьяно следят за всеми подобными слухами, и наша партия потеряла бы все шансы на успех, если бы кто-нибудь отнесся серьезно к этому вопросу! Здесь есть кто-то, какой-то верный друг Самавии, который все время следит и работает в пользу ее.Но в Самавии есть кто-то, заподозривший, что история эта правдива,- ответил Марко.- Не будь этого, меня не заперли бы в подвале. Кто-то решил, что мой отец что-нибудь знает. Шпионам приказали узнать, что именно ему известно.Да, да! Это тоже правда! - произнес тревожно Рэт.- Нам надо быть очень осторожными.

В подкладке рукава пальто Марко была прореха, в которую он мог сунуть мелкий предмет, чтобы скрыть его от любопытных глаз, но вместе с тем и достать в любую минуту. В этой прорехе он носил портрет дамы, который затем порвал в Париже. Когда они в утро своего прибытия в Мюнхен шли по улицам этого города, у него в прорехе лежал уже новый портрет. Это был портрет жизнерадостного старого аристократа с хитрой улыбкой на лице.

Одной из подробностей, которые они узнали о нем, была его страстная любовь к музыке. Он покровительствовал разным музыкантам и проводил в Мюнхене большую часть времени, потому что любил музыкальную атмосферу этого города и страсть к опере его жителей.

Военный оркестр играет в полдень в Фельдгерркхалле. Когда играют что-нибудь особенно выдающееся, люди иногда останавливают свои экипажи, чтобы послушать музыку. Мы отправимся туда,- сказал Марко.Да, это даст нам известный шанс встретить его,- согласился Рэт,- а мы не должны пропускать ни малейшего шанса.

День был ясным и солнечным. Люди, проходящие по улицам, имели добродушный, довольный вид. Смесь старых улиц с новыми, старинных уголков и современных лавок и домов была живописна и привлекательна. Рэт, пробиравшийся сквозь толпу на своих костылях, весь горел любопытством и восторгом.

Он начал взрослеть, и перемена в выражении его лица, наметившаяся еще в Лондоне, становилась все более и более заметной. Рэту предоставили возможность заниматься делом, дававшим ему безусловное право на самоуважение.