Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1942–1943

Роберт снова много рассказывал о России. «В Советском Союзе сейчас небывало возрос выпуск боевой техники, различного новейшего вооружения, – говорил он. – Оснащается новыми орудиями артиллерия. Против фашистов брошены быстроходные танки, самолеты». По его твердому убеждению, грядущий 1944 год явится годом полного разгрома гитлеровской Германии. Значительно приблизит финал и уже скорое открытие союзниками второго фронта, предположительно во Франции, в чем он, Роберт, тоже нимало не сомневается. Ах, если бы это было так! И хоть бы скорее, скорее! Уходя, Роберт настойчиво звал хотя бы немного пройтись с ним, но я не решилась: уж слишком яснолунными были оба вечера, и я побоялась, как бы не увидела нас в окно Эрна.

Теперь о сегодня. Наверное, из-за сильного мороза день прошел сравнительно тихо. Днем приходили только Вера да Михаил с Бовкуном от Бангера. Вера рассказала, что за последнюю неделю в Литтчено получены сразу три траурных извещения о гибели местных молодых ребят. А из разговора своей «колдовки» с заглянувшим в гастхауз вахмайстером она поняла, что вскоре в Германии намечено провести новую, чуть ли не тотальную мобилизацию в армию остающихся пока не у дел стариков и мальчишек – «гитлерюгендов». О Господи, много ли они, такие как Генрих, навоюют?

Кстати, Генрих снова частенько заглядывает к нам вечерами. Об обстоятельствах гибели Райнгольда он не распространяется, мы тоже стараемся не заводить разговоры на эту тему. Был Генрих и сегодня. Немножко поиграли с ним в шашки, причем под конец я даже, неожиданно для себя, умудрилась «запереть» его «в гальюне».

Ну, что еще? Все последнее время газеты выглядят весьма сдержанными. Правда, на днях промелькнула серия статей о том, что будто бы на Украине и в Белоруссии русские потерпели неудачу и их наступательные планы надолго сорваны. Неужели это правда?

Закончилась наша двухнедельная работа в лесу. С завтрашнего дня «керлам» предстоит заниматься распиловкой доставленной на хозяйский двор древесины, а нам с Симой складывать высокие, аж под самую крышу, поленницы. Вначале я с неохотой отправлялась на лесной «оброк», а сейчас жалею, что эта работа осталась позади. Уж больно хорош лес зимой! Заснеженный, чуткий, молчаливый, словно бы заколдованный в спячке, однако же полный скрытой, хлопотливой жизни. Конечно, пилка деревьев, обрубка сучьев и погрузка древесины на конную фуру – дело не из легких, но усталость компенсировалась ощущением хотя бы относительной свободы: Шмидт появлялся на участке редко, иногда – раз в два, а то и в три дня, и мы, слава Богу, были избавлены от его громогласного «ора».

Мне и Мише удалось обзавестись в лесу многочисленными пернатыми и мохнатыми друзьями. Регулярно, с первого же дня, приходило поглазеть на нас, на нашу работу, семейство быстроногих косуль. До чего же красивые и осторожные эти животные! Мы с Мишкой, естественно, загорелись желанием приручить хоть одну из них, а для этой цели оставляли за обедом корочки хлеба. Но не тут-то было. Косули упорно не хотели брать угощение из наших рук, а когда мы пытались приблизиться к ним – дружно, соблюдая неизменную дистанцию, отступали. И к оставленному на снегу кусочку подходили лишь тогда, когда никого из людей вблизи не было. Наиболее храбрая косуля отделялась от стада, фыркнув, подбирала трепетными, бархатными губами лакомое подношение.

А однажды какой-то белолобый детеныш не выдержал умопомрачительного хлебного запаха, легкими скачками решительно приблизился к моей протянутой ладони. Как же всполошилась тут его мамаша! Она несколько раз с силой топнула копытцем по снежному насту, вскинув тревожно голову, дважды издала резкий короткий звук. Ну, точь-в-точь как человеческая мать предостерегает от опасности свое неразумное дитя: мол, не подходи! Это опасно! Не верь человеку! Вернись! И белолобый постреленок, конечно, тут же развернулся на все сто восемьдесят градусов, вихрем помчался прочь. Только брызнули из-под тонких ножек в мою ладонь холодные крупицы снега.

А птицы… Я никогда не думала, что столько их разновидностей обитает в зимнем лесу! Дятлы, поползни, клесты, синицы, снегири, галки, вороны. Общительнее всех оказались поползни и синицы. Они запросто садились к нам на руки, деловито склевывали семечки, кукурузные зерна. (Однажды Миша втихаря, когда Шмидта не было дома, забрался в амбар, где набил семечками и разными зернами полные карманы.) К тому же среди них случаются такие привередливые! Попадется пустая семечка – тут же под сердитый щебет (мол, нечего обманывать!) отбрасывается в сторону. Незнакомое, умилительное чувство охватывает, когда ощущаешь на своей ладони холодное, царапающее прикосновение доверчивых коготков. Ведь стоило бы только ненароком сжать пальцы…