Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

Наконец-то получила сегодня письмо от Миши. Честно говоря, мы все уже заждались и опасались, не случилось ли с ним самое худшее? Пишет, что около полутора недель просидел в «холодной» при арбайтзамте в Мариенвердере, откуда заключенных (их было там несколько человек) с утра выгоняли на различные городские работы, а на ночь снова запирали под замок. Сейчас он в большом имении, что расположено севернее Мариенвердера по направлению к Данцигу, которое бытом и условиями жизни напоминает Брондау.

«Люди тут в основном – ничего, – говорится в письме, – кроме нескольких продажных сук. Однако местные старожилы говорят, что и „суки“ эти теперь заметно приутихли, стараются особо не выпендриваться, не иначе как тоже готовятся к встрече с „товарищами“. Что касается жратвы – то она хуже, чем у Шмидта, но все как-то выкручиваются, пользуются „подножным кормом“».

Мишка ничего не пишет о том, били ли его в арбайтзамте (конечно били!), и вообще тон его письма не столь пессимистичен, как я опасалась. «…Ну, как ты там? Знаешь последние новости? И если знаешь – не потеряла ли уже голову от радости? – вопрошает он. – И как Джон? По-прежнему ли этот дурачок навещает тебя или уже поумнел, одумался? Между прочим, ему пламенный привет от меня… Очень хочется повидаться с тобой, сеструха, а также со всеми остальными. Постараюсь в какое-нибудь воскресенье заскочить к вам на пару часиков», – пишет в заключение Мишка, а в постскриптуме добавляет небрежно: «Как там Читка поживает? Если спросит когда-либо про меня – передай ей тоже привет. Но только – если спросит! Сама не суйся, поняла?»

Сегодня же я написала своему названому братишке ответ. Мол, и я, и все остальные очень рады, что с тобою все в порядке, однако что же ты, лербас, так долго не давал знать о себе? Ведь как-никак, а мы беспокоимся о тебе, хотя ты этого, конечно, и не заслуживаешь… Мол, Мишка, новости-то какие! Просто замечательные! Пожалуйста, держись там, не ершись больно-то. Ведь уже скоро, скоро…

А на приписку ответила так: «Что же касается Читы, она, май-то, просто замучила всех нас вопросами о тебе, – (это правда – Кончитта уже несколько раз интересовалась у меня – пишет ли Михаэль?), – а сегодня, ту, май-то, прямо визжала от радости от твоего привета. И что эта дурочка только нашла в тебе? Так что, май-то, когда приедешь в Грозз-Кребс – не только я и все наши будем рады видеть тебя, но и еще кое-кто!»

Ну вот, пожалуй, и все новости на сегодня. Вообще-то, если бы не Мишкино письмо, не стала бы я тревожить тебя, мой дневник, в этот вечер. Уж очень устала. Очень. Целый день без разгиба копали картошку – ну и сволочная же эта работа! Намучились так, что вечером едва волочили ноги. Мой участок был рядом с участком Гали от Клееманна (с начала картофельной страды она трудится у нас, а видимо, впоследствии кому-то, скорей всего, Леониду, придется отрабатывать у Клееманна), и в редкие минуты отдыха мы с нею, с трудом разогнув спины, дружно вполголоса ругали и сумасшедшего Шмидта (гоняет, как черт, без передыха), и картошку, которой опять уродилось столько, что за машиной земля белым-бела, и нынешнюю нашу собачью жизнь.

Шмидт, проезжая мимо с картофелекопалкой, по-видимому, заинтересовался выражением наших лиц – решил пообщаться с нами. Но так как у него на уме только одно – он и начал с этого: «О чем разговор? – насмешливо, слегка придержав лошадей, спросил он. – Наверное, все о своих женихах судачите, все косточки им уже перемыли?»

Я ответила: «Говорим о том, что мы все, наверное, скоро ноги здесь протянем. Сдохнем на вашей работе!»

Ему такой ответ, естественно, не понравился. По дороге, видимо, обдумывал, что бы и мне сказать этакое подходящее и, подъезжая к нам в очередной раз, вновь остановил лошадей:

– Тпру-у-у… Вот ты говоришь – «сдохнем здесь». Да мы все тут скоро передохнем как мухи… Вот придут сюда русские (!!!) – всех до одного забьют либо перевешают.

– Господин Шмидт…

– Да, да! Ты лучше помолчи, девчонка! – с горячностью перебил он меня. – Я знаю, о чем говорю! Что ваши русские в Румынии сейчас творят? А как они с нашими пленными поступают? Ты не знаешь…

– Я знаю! Это все пропаганда про жестокость Советской армии, а вы и верите!.. Разве русские звери? Ведь это наши отцы, мои братья. Мы-то разве похожи на кровожадных зверей?

– Ну, вы – это совсем другое, – с усталым пренебрежением заметил Шмидт. – Да я и не про всех русских вообще. Я про комиссаров говорю…

– А комиссары-то кто? Тоже ведь…

– О-о, говорят тебе – замолчи! – окончательно разозлился Шмидт. – Вот когда-нибудь ты вернешься в свою Россию (!!!) и скажешь: да, старый Шмидт был прав… Если ваши комиссары такие добренькие, скажи – отчего финны бегут сейчас в Швецию – прочь от русских?

– Отчего? Господи! Да, наверное, получили приказ бежать – вот и бегут. Ведь у вас же… У вас тоже такой приказ уже есть, тоже готовитесь!