Искатель, 2018 №7

— Нас поселили не в гостевом флигеле, а в доме, видимо, чтобы находились под присмотром.

— Предусмотрительная осторожность. Значит, есть от чего?

— Так точно, — штабс-капитан тяжело вздохнул от воспоминаний. — Ночью мы учинили вылазку, — он остановился, выдерживая театральную паузу.

— Василий Михайлович, — прозвучал не приказ, а скорее просьба.

— Миша в погребе обнаружил вот это, — штабс-капитан извлек из кармана десятирублевую ассигнацию.

— Хорошо, подлинность проверим в Экспедиции.

— Но главное то, что вот этой купюрой была обернута банка с краской красного цвета.

— Вы хотите сказать, что приготовлена для печати…

— Совершенно верно, но там была не одна, а несколько десятков банок, и каждая обернута какой-нибудь ассигнацией.

— Чуть ли не монетный двор.

— Именно так. Там же, в погребе, Миша обнаружил потайной ход.

— А где же типографские машины?

— Сразу же признаюсь, мы их не видели. В двадцати саженях от дома стоит сарай. Странность оказалась в том, что он заперт был изнутри и абсолютно пустой, полы выстелены стругаными досками, очень умело подогнаны, но в них незаметный лаз.

— Вы словно сказку рассказываете: в зайце — утка, в утке — яйцо, а в яйце — смерть Кащеева.

— Так оно и есть.

В кабинет вошел Михаил с подносом, на котором стояли три стакана, блюдце с сахаром и баранки в глубокой миске.

— Прошу, — он поставил поднос на стол.

— Значит, вы считаете, что они в сарае?

— Скорее всего.

— Мне нужна уверенность в этом.

— Уверенность есть. — Миша размешивал ложечкой в стакане сахар. — Вы говорили пролаз? — обратился он к штабс-капитану, тот вместо ответа кивнул. — Лаз заканчивался дверью, вот за ней я слышал голоса. Для чего делать в имении тайную комнату, не тюрьму же? Шестьдесят первый год давно прошел.

— Следовательно, типография там. Зачем краски держать в другом месте? Подозрительное поведение хозяина подтверждает его преступные намерения.

— Которые воплощены в жизнь, согласно плану Левовского.

— Правильно подметили, Василий Михайлович.

— Как себя Фома Тимофеевич ведет?

— Ни в чем нельзя его заподозрить, прямо-таки добропорядочный господин. Я думаю, завтра стоит с ним познакомиться поближе, тем более что причина есть: Микушин чувствует себя гораздо лучше. Сейчас езжайте отдыхать, но с утра я жду вас без опозданий. Впрочем, Василий Михайлович, привезите с утра студента.

— С утра?

— Но не сейчас же.

— Хорошо. Кстати, господин Ильин служит у Петра Глебовича управляющим.

В девятом часу утра следующего дня Путилин в сопровождении четырех агентов, Ивана Ивановича и с бумагой от прокурора на арест господина Ильина подъехали к дому Бернардаки. На стук вышел хозяин в байковом халате, опоясанном витым поясом, с подсвечником в руке.

— Чем могу служить, господа?

— Ваш постоялец у себя?

— Фома Тимофеевич? В чем, собственно, дело?

— Так дома он или нет?

— Извините, с кем имею честь разговаривать?

— Иван Дмитриевич Путилин, начальник сыскной полиции.

Хозяин стушевался и постарался выдавить из себя почти шепотом:

— Господин Ильин у себя. Что он совершил?

— Нс беспокойтесь, простая формальность. Где его комнаты?

— Он занимает второй этаж. — Хозяин подвел к лестнице и указал жестом наверх.

Иван Дмитриевич старался громко не ступать, вслед за ним поднимались агенты.

На площадке несколько дверей, Путилин обернулся и посмотрел на продолжающего стоять внизу хозяина. Тот показал жестом влево. Понятно.

Путилин не успел поднять руку, чтобы постучать в дверь, как она распахнулась.

— Слушаю, — произнес Ильин вместо приветствия. Взгляд такой колючий, словно обжег веткой крапивы. Лицо не отразило никаких чувств, эдакая гипсовая маска. Пышные усы, о которых много сказано, круглое лицо и знакомый до ощупи шрам в четверть вершка, секущий бровь на две части. Одет господин Ильин был в брюки и белую накрахмаленную рубашку со стояч им воротником. — Вы, понимаю, ко мне, заходите, — спокойный, без волнения, голос.

Постоялец повернулся и прошел в глубь комнаты, оказавшейся гостиной.

— Так чем, господа, могу служить?

— Я попрошу вас, господин Ильин, проехать со мною в сыскное отделение.

— С кем имею честь беседовать?

Путилин представился.

— Даже начальник? Чем я мог заинтересовать столь высокого гостя? — Выдержке Фомы Тимофеевича можно было позавидовать.

— У меня к вам несколько вопросов.

— Разве нельзя решить сейчас?

— Можно, — Путилин протянул Ильину две бумаги: одну — на проведение обыска в комнатах, которые он занимал, вторую — на арест.

— Даже так? — на лице ни тени удивления. — Вы позволите мне одеться?

— Пожалуйста.

Наверное, в юности или в годы постарше Ильин, как показалось Ивану Дмитриевичу, имел отношение к военной службе. Оделся быстро, без лишних движений.

— Я к вашим услугам. — Ильин присел на диван, закинув ногу на ногу.

В качестве понятых позвали хозяина и его кухарку.

Как Путилин и ожидал, два часа потрачены впустую, ничего найдено не было. Ильин оказался не настолько глуп, чтобы хранить компрометирующие бумаги дома.

— Проедем в сыскное отделение.

— Возражать, думаю, бессмысленно.